Хроники Нарнии. Том 2 - Льюис Клайв Стейплз. Страница 58

"Неужели на этом острове все-таки есть туземцы?" — подумал он.

Потом ему пришло в голову, что это может быть Каспиан — по росту вроде бы похоже; но тут же вспомнил, что вечером Каспиан лег спать рядом с ним и, чуть скосив взгляд в сторону, увидел, что тот лежит на своем месте. Тогда Эдмунд, удостоверившись, что меч при нем, осторожно поднялся и отправился на разведку.

Он тихонько прокрался по лесу до опушки. Темная фигурка все еще была там. Вблизи Эдмунд видел, что существо это ростом ниже Каспиана, но, пожалуй, повыше Люси. Оно явно заметило Эдмунда, но и не думало убегать. Эдмунд обнажил меч и совсем уже собрался громко окликнуть незнакомца, как вдруг тот сам заговорил с ним.

— Это ты, Эдмунд? — спросил он тихим голосом.

— Я. А ты кто?

— Ты меня не узнал? — спросил знакомый голос. — Я — Юстас!

— Черт побери! — вскрикнул Эдмунд. — Ну да — это ты! Дружище!..

— Потише! — прошептал Юстас и пошатнулся, как будто вот- вот готов был упасть.

— Что с тобой? — встревожился Эдмунд, подхватывая его. — Держись за меня. Ты что, болен?

Юстас молчал так долго, что Эдмунд решил, что у него обморок. Наконец Юстас заговорил:

— Это такой ужас... ты ведь еще ничего не знаешь... Но теперь, похоже, все прошло. Где бы нам с тобой поговорить? Я не хотел бы, чтобы меня видели другие... даже теперь мне при них не по себе...

— Разумеется, мы поговорим, — сказал Эдмунд, — где угодно и сколько тебе угодно. Видишь вон те камни, на них будет удобно сидеть. Ты даже не представляешь, как я рад снова видеть тебя... эээ ... ну, сам понимаешь... эээ ... снова тобою. Наверно, тебе пришлось в эти дни очень несладко.

Они прошли к камням, уселись поудобнее лицом к заливу. Небо тем временем стало светлее, звезды померкли, кроме одной, самой яркой, стоящей очень низко, почти у самого горизонта.

— Ты, конечно, хочешь знать, как я стал драконом, —- начал Юстас, — но я должен сначала рассказать о другом, как я перестал быть им. Кстати, я не знал, что та тварь, в которую я превратился, называется драконом до тех пор, пока не прилетел сюда и не повстречал вас на следующее утро. Я услышал, как вы меня называете этим словом, и только тогда понял, что я дракон... Так вот, мне очень надо рассказать тебе, как я перестал быть драконом.

— Тогда начинай, я слушаю, — сказал Эдмунд.

— Это случилось прошлой ночью. Я себя плохо чувствовал. Хуже, чем обычно. И этот проклятый браслет резал меня так, что...

— Теперь-то он тебя не мучает?

— Вот он, — показал Юстас.

И он рассмеялся новым смехом, совсем непохожим на тот издевательский смех, какой Эдмунд слыхал от него прежде, и легко снял браслет со своей руки.

— Пусть его забирает тот, кто хочет, меня это больше уже не интересует... Но на чем я остановился? Да... так вот, я лежал, не спал и все думал, отчего же со мной приключился весь этот ужас. И вдруг... но ты, наверно; подумаешь, что мне это приснилось. Я и сам не уверен, во сне это было или наяву.

— Продолжай, — Эдмунд едва сдерживал досадливое раздражение от того, что Юстас мямлит и никак не перейдет к делу.

— Хорошо, постараюсь... Понимаешь, я случайно глянул вверх и увидел такое, что никак не ожидал увидеть. Ко мне неторопливо приближался огромный лев. И еще одна странность: ночь была безлунной, но надо львом плыло сиянье. Ну вот, подходит он ко мне все ближе и ближе. Я страшно перепугался. Ты, конечно, скажешь, что я был драконом, а дракону пристукнуть любого льва проще простого. Но мне и в голову не пришло обороняться, и боялся я совсем не того, что он нападет на меня и съест. Это был не тот страх, а совсем другой. Ну, как бы тебе объяснить? Я боялся его самого, а не того, что он может со мною сделать... Ну вот, подошел он ко мне совсем близко и глянул мне прямо в глаза. А я крепко зажмурился, чтобы не видеть его. Но это было бесполезно — все равно он приказал мне, чтобы я следовал за ним.

— Ты хочешь сказать, что это был Говорящий Лев?

— Не знаю. Ты имеешь в виду что-то вроде Говорящей Мыши... ну, Говорящего Зверя, о которых вы мне рассказывали? Не думаю, чтобы кто-то из них. Но он мне это сказал или просто сделал что-то такое, отчего я понял, что мне надо делать то, что он мне говорит... Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать. Поэтому я встал и пошел вслед за ним. Лев повел меня в горы, мы шли очень долго, и я удивлялся, какой он большой, оказывается, этот остров. Хоть я не раз летал над ним, никак не мог понять, где же мы идем. И пока мы шли, надо львом и вокруг него все время сиял тот же лунный свет. Наконец мы поднялись на вершину какой-то горы, такой я тоже не видел раньше. На вершине был сад, в котором росли плодовые деревья и все, что полагается в саду. Но главное, посреди сада бил родник.

Юстас немного помолчал, переводя дыхание, и продолжил:

— Родником я его называю потому, что видел, как со дна бьет вода и, пузырясь, поднимается кверху. Но по виду это был не родник, а целый пруд. Точнее бассейн — с мраморными краями и мраморными ступеньками, которые вели вниз, в воду. Дно тоже было мраморное, а вода такая чистая и светлая, как... как не знаю что. Мне очень захотелось войти в воду и искупаться. Понимаешь, я почему- то подумал, что если я искупаюсь в этой воде, то боль в руке хоть немного утихнет. Вдруг лев мне говорит, что если я хочу искупаться, то надо сначала раздеться. То есть я, конечно, не уверен, что он так сказал вслух, но я это у слышал.

Я только хотел ответить, что мне незачем раздеваться, коли на мне нет никакой одежды, как неожиданно мне в голову пришла мысль, что драконы относятся к змеиному роду, а змеи могут сбрасывать с себя кожу. Ах, подумал я, вот что имеет в виду лев! Я принялся скрестись и чесаться, и чешуи начали сходить с меня. Тогда я стал скрести сильнее, чтобы процарапать себя поглубже, теперь уже с меня сходили не отдельные чешуйки, а целые лоскуты драконьей шкуры, как будто я снимал чулки или сдирал кожу с болячки или кожуру с банана. За несколько минут я снял ее всю, она лежала возле меня на земле, и, должен сказать, вид у нее был самый омерзительный. Ты не представляешь, какое это было прекрасное ощущение, как было приятно освободиться от нее... Тогда я направился к ступенькам, чтобы искупаться.

Я дошел до нижней ступени, собрался вступить в воду, взглянул вниз и увидел, что лапы мои такие же корявые и грубые, морщинистые и все в чешуе... словом, какие были. Сначала я опешил, а потом понял: под верхней шкурой на мне надета другая, потоньше, а значит, теперь мне надо снять с себя и эту. Поднявшись наверх, я снова принялся себя скрести и драть. И эта шкура, в конце концов, сошла с меня целиком, я вылез из нее и оставил рядом с той, верхней, и снова направился вниз, в бассейн, чтобы искупаться.

Опять все повторилось. Тогда я подумал: ох, дорогой мой, сколько же еще на тебе надето таких шкур и до каких же пор придется тебе сдирать их с себя! Мне не терпелось скорей окунуть в воду больную лапу. Но я снова принялся скрестись — это было уже в третий раз — и содрал всю шкуру целиком, как и первые две. Но как только глянул в воду, увидел: все без толку.

Наконец лев говорит — ну, может, словами, а может, и как-то еще: “Придется мне раздеть тебя”. Сказать по правде, я испугался его когтей, но вся эта канитель мне так надоела, что я согласился. Лег на спину и разрешил ему делать все что угодно.

Он запустил в меня свои когти, да так глубоко, что мне показалось, будто достал до самого сердца. И принялся драть меня. Когда он сдирал с меня эту шкуру, было так больно, что ты и представить себе не можешь. Такого я никогда еще не испытывал и, надеюсь, больше уже испытать не придется. Но я терпел и был счастлив, что с меня сходит вся эта мерзость. Не удивляйся — было и страшно больно, и страшно приятно в одно и то же время. Ну... примерно как сдираешь струп с нарыва или коросту. Больно так, что ой-ой-ой, но как же хорошо чувствовать, что весь этот гной наконец из тебя выходит...

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — произнес Эдмунд.