Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 36

Мальчишка ждал Беркера у крыльца и едва тот появился на пороге дома, быстро-быстро заговорил. Турок молча выслушал его и, ни слова не сказав в ответ, направился к сараю, где содержали невольников. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что Раневский не доживет до следующего утра, если ему не оказать должной помощи.

- Собаке собачья смерть, - бросил он и вышел не оглянувшись.

Беркер не собирался спасать жизнь непокорного раба, но мысли о нем не давали ему покоя. Он хотел во чтобы то ни стало сломать его, но пленник проявил завидную стойкость, предпочтя смерть мольбе о пощаде. Турок ценил в людях смелость и силу духа и, обнаружив подобные свойства характера в Раневском, невольно проникся к нему уважением. К тому же мысль о том, что русский желал смерти, как избавления от рабства доводила его до бешенства, ведь если тот умрет, то выиграет это противостояние, он явственно прочел это желание в глазах пленника, когда отрезал мизинец на его руке. Может быть, именно поэтому после полудня Беркер послал за старухой Билге. Билге проживала на самой окраине селения с незапамятных времен. Никто не знал, сколько ей лет и откуда она появилась, но к ней частенько обращались за помощью, считая ее при этом едва ли ни ведьмой или колдуньей.

Старуха молча осмотрела пленника и повернулась к Беркеру, ожидающему, что она скажет. Сашко жадно ловил каждое слово из тихого разговора, что вели между собой старая ведьма и его хозяин. Беркер явно был страшно зол, но в то же время Сашко заметил, что в глазах турка нет-нет, да и мелькал суеверный ужас перед древней старухой. Из разговора он понял, что старуха просила перенести Раневского в ее жилище, потому как отказывалась находиться в этом грязном сарае, Беркер сначала возражал ей и одновременно требовал, чтобы она занялась лечением, на что Билге повернулась и молча вышла. Сдавшись, Беркер велел отнести Раневского в дом к старой ведьме.

Когда Александр пришел в себя он долго не мог понять, где находится. Помещение было чистым и опрятным и мало чем напоминало тот сарай, куда его бесчувственного принесли после того, как высекли кнутом во дворе дома Беркера. Старуха, что явилась к ложу, на котором он лежал, едва только до ее слуха донёсся слабый стон, показалась ему адским порождением его воспаленного воображения, настолько она была стара и безобразна. Она заставила его выпить какое-то невыносимо горькое питье, после которого голова Раневского закружилась, и он провалился в сон, наполненный кошмарными видениями. Ему снилось, что он заживо горит, жар был столь нестерпимым, что хотелось кричать, выть во весь голос, но из открытого рта не вырывалось ни звука. На третий день ему стало лучше, и Александр впервые спал спокойно без сновидений. Проснувшись, он попытался самостоятельно подняться, но ни одна из его попыток ни увенчалась успехом, настолько он ослаб. Билге продолжала поить его какими-то настоями, от которых все время клонило в сон и притуплялась боль, терзающая его при каждом неосторожном движении.

В доме Билге Раневский пробыл почти целую седмицу. Обнаружив, что его пленник вполне оправился от болезни, Беркер вновь поместил его в сарай к своим рабам. Спустя две седмицы, вернувшись в каменоломню, Раневский с трудом мог удержать в руках кирку, при каждом резком движении искалеченная спина напоминала о себе.

Вечером к нему подсел Афанасий.

- Ваше благородие, - тихо зашептал казак, - уходить вам надобно.

- Сейчас, - мрачно усмехнулся Раневский.

- Не, не сейчас, - замотал головой Афанасий. – Вы пока у ведьмы этой турецкой были, Беркер позволил Сашко ходить к вам. Он и ходил.

- Не припомню, - отозвался Раневский.

- Сашко схрон сделал, все, что понадобиться собрал. Завтра ночью пойдете.

- А ты? – повернулся к казаку Александр.

- А я останусь, - вздохнул Афанасий. – Я, ваше благородие, вам только обузой буду. Только Вы не сразу в ущелье спускайтесь, а, напротив, в горы уходите. Переждать пару седмиц надобно будет. Вот как перестанут турки вас с Сашко искать, тогда и в путь тронетесь. Вы мне одно только пообещайте, коли доберетесь до России-матушки, не оставьте Сашко милостью своей?

- Не оставлю, будь покоен в том, - отозвался Раневский.

Следующий день начался как обычно: невольников вновь отвели в каменоломню. Все было как всегда, раскаленный воздух зыбким маревом колыхался перед глазами, соленый пот выедал глаза, кожа на спине зуделась под грубым полотном рубахи, мышцы ныли от тяжелой работы, но Раневский, молча стиснув зубы, продолжал долбить камни. В голове была только одна мысль: «Господи, быстрее бы вечер!». В ожидании предстоящей ночи нервы были напряжены до предела. «Еще немного и мысль о побеге сведет меня с ума, - отирая со лба пот, вздохнул Александр. – Если и в этот раз ничего не выйдет, тогда уж лучше смерть». Вернувшись с работы, пленники после скудного ужина принялись устраиваться на ночлег. Афанасий, окончив трапезу, как ни в чем ни бывало отправился в свой угол вместе с Сашко, чуть позже к ним присоединился Раневский. Дождавшись, когда все вокруг стихло, Афанасий осторожно выбрался во двор через лаз, который сделал накануне. Подобравшись к печи, где пекли накануне хлеб, а ныне тлели еще не прогоревшие до конца дрова, казак нагреб в глиняную плошку углей и осторожно прокрался к конюшне. Подпалив пучок соломы, Афанасий подсунул его под ворота и, вернувшись к сараю, спрятался между каменной оградой и обветшалым строением. Вскоре из конюшни повалил дым, заржали испуганные лошади, разбудив присматривающего за ними конюха. Высохшие на солнце деревянные доски быстро занялись пламенем. Турок размахивая руками и что-то громко крича, кинулся к дому. На его крик выбежал Беркер и его люди. Во дворе поднялась страшная суматоха. Отворив ворота конюшни, турки принялись выводить лошадей и пытаться погасить уже вовсю бушевавшее пламя. В небольшом дворе разом сделалось тесно от людей и обезумевших животных. Кто-то попал под копыта жеребца Беркера, раздался истошный крик полный мучительной боли. Отчаянно ругаясь, Беркер сам бросился к воротам и распахнул их настежь, приказав выводить лошадей.

- Ну, с Богом, сынки, - перекрестил Раневского и Сашко Афанасий.

- Батько, - бросился ему на шею Сашко.

- Ступай, ступай, - подтолкнул его казак.

Проскользнув в открытые ворота, Раневский и Сашко никем не замеченные покинули полыхающее подворье. Отойдя на значительное расстояние, мальчишка замер на горной тропе, уводящей далеко в горы, и долго не сводил блестящих от непролитых слез глаз с зарева пожарища.

- Убьет его Беркер, - прошептал он в отчаянии.

- Идем, Сашко, - мрачно отозвался Раневский, - если поймают нас, значит, твой отец зря свою жизнь отдаст.

Идти ночью по горной тропе было невероятно сложно, но мальчишка ни разу не споткнулся, уверенно продвигаясь вперед. По пути беглецы забрали припасы, которые потихоньку натаскал Сашко, пока Раневский был в доме Билге.

- К утру за хребет спустимся, - обернулся он к Александру, поспевавшему за ним с превеликим трудом. – Там пещера есть, в ней переждем.

Эта ночь выдалась очень темной. Обычно огромная луна заливала окрестности своим мертвенным светом, но не в этот раз. Еще с вечера небо заволокло низкими серыми облаками и когда путники почти добрались до вершины хребта, начал накрапывать дождик, усиливавшийся с каждой минутой.

- Дождь – это хорошо, - тяжело дыша под тяжестью своей ноши, заметил Сашко. – Следы смоет, авось и обманем Беркера.

Раневский ничего не ответил. Недавно оправившись от болезни, он с трудом переставлял отяжелевшие ноги, сбилось дыхание, легкие горели огнем.

- Еще немного поднажмите, ваше благородие. Скоро спуск будет, там легче станет, - пытался подбодрить его паренек.

Когда начало светать, беглецы достигли своей цели. Вход в пещеру был неимоверно узким, но дальше она расширялась, образовывая вполне надежное укрытие.

Ты бывал здесь? – отдышавшись, спросил Раневский.

Сашко кивнул:

- Два года назад вместе с младшим братом Беркера, которого вы убили.