Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа. Страница 13

Он улыбнулся:

— В твоих волосах запутался речной ветер.

К глазам подступили слёзы горячее крови. Белянка рассмеялась.

Никакая ворожба не подарит ей и толики такого счастья. У тётушки Мухомор есть ещё две ученицы, а деревне нужна лишь одна ведунья...

Да какая разница!

Нет ничего важнее его взгляда.

Он бережно опустил её на землю. Ноги подгибались.

— А я и вправду испугался, что ты не хотела танцевать со мной, — усмехнулся он.

Она уткнулась в его плечо, а он прошептал:

— На рассвете, когда первый луч коснётся верхушек сосен и я подниму ясеневый посох — посмотри мне в глаза.

Белянка кивнула, не в силах говорить.

--7--. Стел

С крыши стекал талый снег, лужицей собираясь на подоконнике. Пищал воробей, ерошил перья — и брызги веером летели в окно, оседая круглыми каплями, алыми от заката. Золотились чёрные решётки вокруг слюдяных кругляшков. Пахло кострами и весенним небом.

По осени Стел хотел починить водосток, да руки так и не дошли. Едва шагнул на порог — скрипнуло: доски рассохлись. И они ждут хозяйских рук. Дождутся ли? Разве что будущей осенью.

Из-за приоткрытой двери тянуло выпечкой. Стел глубоко вдохнул и вошёл в дом. Матушка оторвалась от шитья, вскинула голову и подслеповато сощурилась.

— Стел? Ты сегодня рано! Пироги я только поставила...

Рани горбилась над пяльцами и послушно, стежок за стежком, вышивала синей нитью по белому полотну простенькие цветочки — только желваки бегали на скулах.

— Всё в порядке, я не голоден. — Стел не хотел, чтобы в голосе слышалось прощание, но матушка будто поняла: вскинула ломкие брови, поджала губы.

— Тогда хоть трав заварю с мёдом.

Она засуетилась у очага. Привычно мелькали пальцы: подцепить крышку банки, высыпать в заварник ромашку со смородиновым листом, долить мёда. Из-под чепца выбивались русые пряди, будто кружевом обрамляя лицо. Только суховатые губы не улыбались, да особенно сильно хмурился лоб.

Шумно вздохнула Рани и исподлобья глянула на Стела.

— Ты умеешь вышивать? — попытался он завязать разговор.

Толком познакомиться им так и не удалось. Как только они вошли вчера, Рани поняла, что лишняя на семейном вечере и попыталась уйти, но матушка остановила её: «Никуда ты не пойдёшь в такую погоду, да ещё в драных сапогах! — и усмехнулась, подслеповато щурясь: — В детстве Стел таскал домой котят — теперь мальчик вырос».

Согрели целую кадушку воды, и после купания матушка принесла своё старое платье в горчичный цветочек, нелепое и широкое. Сегодня платье сидело на Рани гораздо лучше, да и сама она куда больше стала походить на девушку: зарумянилась бледная кожа, мягче легли стриженые кудряшки — нежно и мило, если бы не острые скулы, рубленые движения и взгляд. Мёртвый болотистый взгляд.

— Я учусь вышивать, — с нажимом ответила она.

— У тебя чудесно выходит! — подбодрила её матушка.

Рани только покачала головой. Глупо было надеяться оставить её здесь подмастерьем.

— Ты никогда не мечтала быть швеёй, — озвучил Стел.

Она кивнула, отложила вышивку и тихонько спросила:

— Мне… пора? — Её глаза смотрели то на Стела, то на исколотые пальцы, то на половицы.

— Куда? — Только бы она не расслышала в его голосе надежду, что ей есть, куда идти.

Но она расслышала. Решительно поднялась, подошла к своим стоптанным сапогам.

— Поищу работёнку или… не первый день в Ерихеме — разберусь...

С сопением она завязывала дрожащими пальцами шнуровку — будто верёвку на камне. Стел знал, куда она собралась.

— Никуда ты не пойдёшь, — он наклонился и сжал её ледяную кисть.

Она смешно, по-заячьи, потянула носом и отставила сапог.

— Садитесь за стол, — позвала матушка.

Горячий мёд продирал горло, успокаивал шум в ушах. В очаге прогорело полено, с треском развалилось надвое.

— И всё же, что случилось? — матушка отставила кружку и посмотрела Стелу прямо в глаза. Пожалуй, последний раз он видел её такой серьёзной, когда ещё школяром заявился домой с разбитым носом.

— Я назначен сопровождающим отряда рыцарей Меча и Света в лесной поход. Сегодня ночую в казармах, выступаем завтра. Вернусь к осени, — выпалил Стел на одном дыхании и уставился в огонь.

Девятнадцать лет назад отец точно так же обещал, что вернётся. Не вернулся.

Матушка шумно выдохнула и сжала его ладонь сухими, нежными пальцами — во всём мире только у неё были такие пальцы: мягкая кожа казалась пергаментной, Стел боялся её повредить. Такой глупый детский страх.

— Ты рад? — тихо спросила она.

Он покачал головой.

— Не сейчас. Мне не хочется покидать… свою жизнь… так. Когда у меня нет выбора.

— И всё же у тебя его нет. — Она выдохнула, хлопнула ладонями по столу и поднялась. — Я помогу тебе собрать вещи.

Стел поймал её взгляд и не отпускал, запоминая лучики морщинок, прозрачный блеск слёз и упрямо сжатые губы. Он понимал, почему в своё время отец выбрал именно её.

— Мне всё же пора. — Рани допила одним глотком и поднялась.

— Постой, — Стел ухватил её запястье. — Я договорился, что со мной пойдёт ученик. И это будешь ты.

— Я? С отрядом рыцарей? — выплюнула она ему в лицо.

— Ты сможешь сойти за мальчика?

Она презрительно подняла верхнюю губу и фыркнула:

— Разве что только это я теперь и могу...

— Стел, — тревожно начала матушка, но осеклась и отвернулась.

Рани попыталась вывернуть руку, но Стел крепко её держал.

— Куда ты пойдёшь?

— Не твоё дело! — зарычала она.

— Будешь ли ты завтра утром дышать — моё дело!

Стел схватил её за плечи и прижал к себе спиной. Она выгнула шею, чтобы посмотреть на него. Болотные глаза блестели отчаяньем, закушенная губа покраснела, ноздри широко раздувались при выдохе.

— Пусти!

— Давай удивим эту жизнь? За городской стеной много тепла, — прошептал он ей в самое ухо и увидел, как бледная шея и рука покрылись мурашками. — Даже ветер там может быть тёплым. — Он склонился ещё ближе.

Она резко отвернулась и обмякла в его руках.

— Да пошёл ты!..

— Давай ты пока просто примеришь мой старый дорожный костюм? — Стел осторожно её отпустил. — Уйти ты успеешь всегда.

Не оборачиваясь, она кивнула и подошла к матушке. Та молча увела её наверх.

Стел принялся мыть посуду. Прохладная вода успокаивала руки, согревал очаг. Стел тёр кружки золой. Мерно постукивала крышка котелка, выпуская облачка пара.

Матушка плотно закрыла дверь наверху лестницы, спустилась, прошлась до окна, вернулась.

— Да брось ты эти кружки! — не выдержала она. — Посиди со мной.

Стел вытер руки и сел на скамью.

— Взять Рани с собой — плохая идея.

За что Стел любил матушку, так это за правду в лоб. Без предисловий.

— Если я этого не сделаю, она убьёт себя. Я это знаю. Вчера я увидел её на мосту в парке, с камнем на шее. Она бы прыгнула, если бы я не остановил. И сейчас она собиралась туда же.

— Ты знаешь, почему она хочет покончить с собой?

Стел только развёл руками.

— Вчера, когда я отдавала ей платье после купания, я увидела на её животе ожоги. Похоже на чёрный багульник.

— Чёрный багульник… — пробубнил Стел, вспоминая травники.

— А ещё учёный маг, — невесело усмехнулась матушка. — Чёрным багульником выжигают гулящих женщин, чтобы не рожали. Болезненный и жестокий способ. Сейчас его используют крайне редко, если только нужно публично напомнить рыцарям о священном Кодексе. За связь с простолюдинкой рыцаря казнят, а женщину выжигают. Рани, очевидно, простолюдинка: у неё руки посудомойки и нашивки таверны «Белый кот» на нижней рубахе. И она, очевидно, ненавидит рыцарей.