Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа. Страница 17

— Ведуньям запрещён обряд обручения, — негромко произнесла тётушка Мухомор.

Белянка втянула голову в плечи. Она не должна любить Стрелка. Не должна. Но она любит… любит! И если цена за это вся волшба мира — пропади она пропадом эта волшба!

Но ведунья продолжала вышагивать за спинами и поучать:

— Ведунья ни с кем не может разделить жизнь, чтобы самой — и только самой! — отвечать за свои ошибки. Вам нельзя было танцевать по балладу о тех, кто даже на запад ушли вместе. Нельзя! Я предупреждала, но вы обе меня не послушали.

Сдерживая дрожь, Белянка выдохнула медленно и протяжно. Тошно засосало под ложечной.

— Так что сейчас, пока не взошло солнце и не скрепило обручения, мы посмотрим рисунки ваших судеб, и вы выберете путь раз и навсегда.

Тётушка Мухомор склонилась над Белянкой, дохнуло мелиссой и душицей.

— Раскрой ладони, — шепнула она и насыпала щепотку жёлтых лепестков.

Повторив то же самое с Лаской и Горлицей, ведунья приказала:

— Сожгите поздние одуванчики в ритуальном костре, а пепел разотрите и поднимите руки над головой. Пойте со мной!

Тканое кружево

Сызмальства сужено.

Пеплом посыпано,

Вспыхнуло, выпало.

Огонь обжёг кожу — Белянка закусила губу, из уголков глаз покатились слёзы. Коротко вскрикнула Ласка, но всё кончилось быстро: лепестки скорчились серым пеплом и прилипли к ладоням ломаными линиями и завитками.

— Горлица, — теперь ведунья говорила еле слышно, с присвистом. Белянка с трудом разбирала слова. — Жизнь тебе предстоит длинная, трудная, полная ворожбы и тяжких решений. Люди доверятся и пойдут за тобой. Крепись. Хватило бы сил.

Белянка искоса глянула на старшую ученицу — радость лишь на миг озарила её белёсые глаза, зарумянились впалые щёки, но улыбка тут же потухла, гордо вытянулась и без того длинная шея.

— Ласка. — Тем временем тётушка Мухомор подошла к ней. — Перед тобой два пути, милая. На одну дорогу тебя тянет, а другая тебя ищет. По одной проще пройти, по другой лучше. Помни мои уроки, всегда помни.

Ласка хитро улыбнулась до глубоких ямочек на щеках и колко глянула через огонь на Белянку — спину ободрало холодом, но тут подошла тётушка Мухомор. Она долго, слишком долго вглядывалась в узор, а потом бросила:

— А тебе ничего на роду не написано.

— Как? — выдохнула Белянка.

— А вот так! Не будет в твоей жизни подсказок: что хорошо, что плохо. Не сможешь ты идти по проторённой дороге, ни у кого не спросишь совета, потому что нет для тебя пути.

— Слишком ветвится? — спросила Горлица.

— Нет! — с жаром прошептала ведунья. — У неё вовсе нет судьбы! Нашу Белю отправили в этот мир просто так: без умысла, ни в награду, ни в наказание. Может, она сама судьбу себе найдёт, а, может, и заблудится.

На душе стало мерзко. Словно Белянка вмиг оказалась ненужной целому миру.

— Думай, живи, выбирай сама, — посоветовала тётушка Мухомор.

— Ты не могла ошибиться? — прошептала Белянка.

— Нет, — вздохнула ведунья. — Хватит болтовни. Решайте сами, учиться вам у меня или с мальчиками целоваться. А пока — вставайте, скоро взойдёт солнце.

Одна за другой ученицы поднялись с земли и пошли за ней след в след, подпевая гортанному заклятию Пробуждения. Каждый третий шаг тётушка Мухомор возвышала голос, и они подбрасывали в огонь щепотки соли и сушёных трав. Клубы густели, будто из котла вытекало кипящее варево. Дым пробирал до слёз, до щемящей тоски в груди — неужели они и правду в последний раз вместе будят Лес? Неужели возможно отказаться от волшбы и навсегда закрыться от мира? Или тётушка Мухомор хочет, чтобы Белянка сама поняла, что должна отказаться от Стрелка, что у неё нет ни выбора, ни судьбы?

— Встаньте единой цепью! — громогласно воскликнула тётушка Мухомор. — Скрепите собой разрыв времён на стыке старого и нового Лета. Поднимите над Лесом солнце!

Ведуньи ускорили шаг, по кругу отходя от костра всё дальше к краям поляны. Сельчане выстроились разомкнутым кругом, в который через равные промежутки вклинились ученицы. Белянка отыскала место между Русаком и тётушкой Пшеницей, сжала их прохладные ладони.

— Закройте глаза! — скомандовала тётушка Мухомор, вытянулась струной и опустила напряжённые руки, с шумом втянула воздух. Сила земли мощным потоком устремилась в смертное тело.

От резкого потока тепла у Белянки закружилась голова. Устремляясь вслед за ним, она закрыла глаза и мир исчез: померкла Большая поляна, костёр и река. Дым, напитанный пряными травами, солью и водой, свитый гортанной песней в тугие косы, закручивался спиралью по следам шествия ведуний и с каждым оборотом вбирал распахнутые души. Ведунья деревни Луки взяла первого в цепи за руку, и сила почвы, глубинных вод, родников и каменных костей полилась из ладони в ладонь, обжигая нутряным огнём, сковывая верховым льдом, и заполнив Отца деревни Луки, стекла обратно в землю. Растворилось всё человеческое и остался чистый поток первородного тепла.

Шествие двинулось в чащу.

В едином ритме бились сотни сердец, в такт неспешным шагам, в такт пульсации пробуждающихся деревьев. Ноги знали, куда ступать, чтобы не зацепиться за высокие корни. Головы знали, когда пригнуться, чтобы не удариться о низкие ветви. Губы вторили шёпоту листьев. Сколько раз они повернули? Сколько причудливых узоров нарисовали вокруг стволов? Наяву этого и не вспомнить, не сосчитать.

Они были каждым деревом и листом, ветром в ветвях, сонным волком и шустрым зайцем. Они были Лесом. И Лес просыпался, раскрывался навстречу новому дню и Новому лету. Стряхивал клочья тумана, умывался росой, тянулся в небо и прорастал в глубину до огненного сердца Тёплого мира.

Шествие завершилось на Большой поляне, когда небо уже сочилось зарёй. Сельчане, возвращаясь в родные тела, вновь выстроилась кругом, разомкнутым на востоке. Ведунья открыла глаза, искусанные дымом, налитые кровью. Через эти глаза смотрел сам Мир.

— Лето грядущее будет опасным! — провозгласила она. — Но не засуха, не град, не ураган будут тому виной. Вызреет урожай, расщедрится лес, народятся дети, — на мгновение она замолчала и добавила шёпотом: — Беда придёт от людей.

Сельчане растерянно молчали. Не таких предсказаний ждали они этим утром. Тётушка Мухомор выдохнула, отпуская неподъёмную для смертного силу, и добавила своим обычным голосом:

— Испокон веков живём мы на этой земле. Каждый вечер солнце уходит на запад, но какой бы тёмной ни была ночь, однажды рассветёт вновь. Нужно только дожить. И сохранить наш Лес, наш мир.

Белянка вспомнила зыбкий ночной песок, сердце сжалось, словно под порывом леденящего ветра. Но солнце не ждёт — Стрелок откупорил кувшин с вином, поднял над головой и звучно выкрикнул:

— За Новое Лето!

Сделал первый глоток и передал по кругу. Противосолонь, повторяя путь ночного солнца, обратный дневному ходу, кувшин шёл с запада на восток. Белянка глотнула терпкого черносмородинного вина, отчего-то отдававшего мятой и шиповником, и передала дальше. Наконец тётушка Мухомор сделала последний глоток и вылила остаток перед собой. Земля окрасилась в цвет крови.

Оставалось лишь ждать и слушать шелест молодых листьев.

Вдалеке закричала одинокая птица. Затем ещё одна, и ещё. Лес до краёв заполнился разноголосым щебетом.

Стрелок шагнул на восток, тётушка Мухомор — на запад. Первый луч новорождённого лета вырвался из мрака, осветил верхушки деревьев, и Ведунья сжала посох Отца деревни, высоко поднятый над головой.

— Круг замкнулся…

Шёпот сплёлся со щебетом птиц и плеском реки, затерялся в кронах. Белянка отвела от солнца глаза, полные счастливых слёз, и глянула, как обещала, на Стрелка.

Он смотрел мимо, не узнавая, не улыбаясь.

Сердце ухнуло в живот, задрожали колени и горло забило тошнотой. «Он просто забыл, устал — да мало ли!» — успокаивала она себя, но дурной привкус мяты и шиповника не уходил с языка.

Хотелось выкрикнуть:

— Ну посмотри на меня!..

Но в пронзительно-голубых глазах не осталось ни капли былого света и тепла. Лишь ледяной холод зимних небес.