Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа. Страница 19

— Древняя часовня, — пробормотал Стел. — Должно быть, ещё саримская.

— С чего ты взял? — фыркнула Рани и недоверчиво покосилась.

— Горожане строят храмы без единого угла, а окна закрывают особым цветным стеклом. Оно сгущает внешнее тепло и оттого внутри легко дышать и… колдовать. В Школе магии используют такое же стекло.

Рани резко оборвала его:

— Да, туго тебе придётся — в походе-то лекции читать некому.

Стел нахмурился. Впрочем, быть может, ей это действительно ни к чему.

Из главных восточных дверей часовни вышел Слассен и остановился на ступенях. Свет мягко очерчивал контур хламиды, широкий капюшон, ниспадающий до пояса, свободные рукава. Бесчисленные тёмные складки перемежались рыжими отблесками, а над головой пальцы складывались лодочкой будто ветви сухого дерева.

— Пойдём внутрь? — примирительно предложил Стел.

Рани достала из набедренного кармана самокрутку и прикурила от огнива.

— Я в храмах на всю жизнь намолилась.

— Что-то ты не похожа на праведную прихожанку, — усмехнулся Стел.

— Я выросла в храмовом приюте. — Она смотрела в небо и сосредоточенно выпускала дым рваными кольцами.

— А, — Стел замялся, но так и не решился спросить, как она осиротела. — Но это особая часовня, я чувствую, что эти камни напоены теплом.

— Какие набожные нынче маги! — она задрала верхнюю губу.

Стел пропустил её презрение мимо ушей.

— Наоборот, с тех пор как я понял магию, я стал… лучше слышать ответы Сарима.

— Хорош врать! — Рани коротко затянулась. — Я не вчера родилась. У храмовников и рыцарей аж губы трясутся, как бы не запятнать себя вашей нечистой магией!

— О, так это бабушкины сказки! — Стел негромко рассмеялся. — Это пошло ещё от саримов. У них ворожить мог любой, но они никогда не вмешивались в основы мироздания. А магами звались те, кто нарушал замыслы Сарима.

Она затушила самокрутку.

— И мне посчастливилось встретить самого добропорядочного мага...

Рани вновь смотрела ему в глаза, пристально, пытливо. Что пытается она разглядеть?

Стел моргнул и облизал губы.

— Ты выросла в храмовом приюте и… не веришь?

— О нет, я не верю — я верую! — Рани смиренно склонилась и уселась на округлый валун в стороне, обхватив его коленями. — Потому и сбежала в четырнадцать лет из приюта — верила, бог не бросит.

— Даже когда мы не верим, он всё равно в нас. Когда мы просим невозможного, он ведёт нас по острию лезвия, но в конце концов даёт то, что нам действительно нужно, а не то, что мы просили.

— Что ты знаешь про остриё лезвия? — Рани сплюнула под ноги и отвернулась.

— Ничего, — тихо сказал Стел. — Но я хотел бы знать. Ты могла бы мне рассказать.

— Рассказать что? — она вскинулась и посмотрела ему в глаза.

— Что случилось с родителями? Почему сбежала из приюта? Как оказалась на мосту? — Стел помолчал и добавил. — Что произошло сегодня?

Она больше не смотрела на него, с подчёркнутым любопытством изучала обкусанные ногти.

— Тебе вправду всё это нужно?

Стел коротко кивнул.

— Зачем? — Он растерялся, и Рани не дала ему ответить. — Ты играешь со мной. Спроси Сарима, куда ты идёшь и зачем тебе в попутчиках самоубийца.

— Я не играю, — твёрдо произнёс Стел. — Я с тобой честен. Я хочу, чтобы ты решала сама.

Развернулся и пошёл к часовне.

— Если он всё равно в нас, то зачем нужны храмы? — раздалось за спиной.

Камни, обкатанные ветром и тысячами прикосновений, блестели влажными обмылками, манили. Стел невесомо коснулся стены. Вмиг пересохли губы, задрожали пальцы, по коже тянуло упругим ветром. Тепло, намоленное веками, пульсировало, врывалось в душу, очищало.

Стел сбросил грязные сапоги у южных дверей и вошёл босым, опустился на колени. Седые камни нависали уступами купола. На широких полках чадили свечи цвета топлёного молока. По кругу чернели резные буквы завета праведников:

«Когда отринешь самого себя, взлетишь над мигом между вдохом и выдохом,

ты прикоснёшься к единству мира, напьёшься сути своих стремлений.

Когда пройдёшь путём покоя жизнь, Единый впустит душу в Вечные сумерки.

Иначе вечность в плену желаний ты не дождёшься восхода солнца».

В окно скользнул ветер, взъерошил волосы на затылке и прохладой рассыпался по коже. Тишина залила уши. Стел медленно выдохнул и закрыл глаза. Густо пахло воском, на веках сквозь красный свет проступали тёмные разводы.

Слассен затянул молитву благодарения. Ученики протяжно подпевали.

«Сарим, прости.

За то, что я сказал, и за то, о чём промолчал.

За то, что я сделал, и за то, что мог бы сделать, но не стал.

Сарим, помоги.

Увидеть цель, путь и спасение. Дойти и обрести мир и покой».

Рокот считает Стела глупым мальчишкой. Зачем идти за ним? Рани ненавидит рыцарей. Зачем вести её за собой? Можно уйти и забрать Рани, но Агила верит, Стел нужен в походе. Сарим, прости и укажи путь!

Выдох уносил мысли и боль. Тревогу. Гнев. Память.

Вдох искрился светом, погружал в бездонную глубину. Наполнял покоем.

Ладони, сложенные лодочкой над головой, тяжелели, сгущали тепло.

От земли пахло хвоей. Кисло-сладко, протяжно. Солнце, просеянное листвой, стекало по медовым стволам, цеплялось за чешую коры и пятнами света впитывалось в тропу. Впереди, за поваленным замшелым стволом, темнел силуэт. Штаны собрались складками у сапог, рубаха мешковато свисала с плеч. Из-под повязки на голове выбился локон. Девушка замерла, обернулась и махнула рукой.

Стел глубоко вдохнул — будто из-под воды вынырнул — и открыл глаза в часовне.

В дверном проёме стояла Рани.

— Я иду с тобой, — сказала она. — И запомни, это я сама так решила.

Стел кивнул. Теперь они оба шли по острию лезвия.

--11--. Стел

Миндалевидный глаз неотрывно смотрел на Стела медным, позеленелым от времени зрачком. Сплетение лошадиных голов, хвостов и человеческих тел норовило сорваться с барельефа. От земли пробирал озноб. Ветер завывал конским ржанием и предсмертными криками. Стел смаковал пряные отголоски тепла: мастер, умерший сотни лет назад, восхитительно и страшно продолжал жить в своём творении.

— Какая жуть налеплена на воротах... — зевнула Рани.

Худощавая кобыла топталась на месте, выбивая из брусчатки пыль. Наездница куталась шерстяным плащом, сутулилась и походила на встрёпанного воробья.

— Искусство, — пробормотал Стел. — Творение рук человеческих.

Он перевёл взгляд на Рани, вновь на ворота — и улыбнулся, многозначительно округлив глаза:

— Я знаю, что делать! Тебе нужно туда.

Рани вытянула шею и беззвучно проговорила, на шутовской манер растягивая губы:

— Куда?

— В Каменку. — Непроницаемый болотистый взгляд не выражал ни единой мысли, и Стел добавил: — На воротах изображена битва за Каменку.

Рани лишь усмехнулась широко открытым ртом, но Стел не сдавался:

— Я веду переписку с их настоятелем. Ты могла бы остаться там помогать...

— Что-то вроде заключения в храмовом приюте? — выплюнула она и перестала паясничать.

— Зачем ты так? Там простор, свобода...

— Хочешь, чтобы я оказалась подальше от тебя? — сощурилась она, заглядывая ему в глаза.

Стел уставился на ворота. Сарим, одари терпением!

Громыхнули засовы, створки медленно разошлись и лица кочевников на барельефе потеряли сходство с человеческими. Рыцари ровными рядами хлынули на степной тракт.

— Хочу, чтобы ты оказалась подальше от них. — Стел кивнул на отряд.

— Ты крайне заботлив.

Рани отвернулась, стукнула пятками по лошадиным бокам и заняла своё место в общем потоке. Стел поравнялся с ней и негромко добавил:

— А на обратном пути я бы тебя забрал, если бы ты захотела.

В ответ она лишь надменно задрала брови. Стел резко выдохнул и запрокинул голову. Она издевается?! Раз он маг, то может направо и налево мысли читать, что ли?

За спиной с грохотом закрылись Южные ворота — самые крупные ворота Окружной стены, растянувшейся вокруг городов на многие дни пути. Будто захлопнулись двери родного дома.