Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа. Страница 21

Как люди, сидя за толстенной городской стеной, могут думать, что знают о мире все?

Что вообще хоть что-то знают о мире?

Стел закрыл глаза, но разнотравье, подёрнутое прозрачным маревом, продолжало пестреть на веках. Тепло гудело переполненным пчелиным ульем, сочилось из земли, неторопливо текло по лепесткам цветов, сплеталось с порывами ветра. Стел так давно не бывал за городской стеной, что и забыл, какое оно — свободное тепло. Он глубоко, до боли, вдохнул свежесть с невесомым запахом мёда и прелой травы, наполняясь до отказа — большего без слитков не унести.

Послышалась сиплая песня дудочки. Чуть ниже, чуть выше — незамысловатый мотив плавно вился по воздуху, и тепло устремлялось следом. Неторопливое поначалу, оно ускорялось и текло к невидимому музыканту. Степь смазывалась широкими полосами сизой травы, жёлтыми мазками, лиловыми кляксами, будто кто-то мокрым пальцем провёл по картине.

Продолжая разглядывать степь внутренним взором, Стел осторожно направил Мирного на звук дудочки и вскоре у небольшого оврага заметил Рокота. Предводитель сидел на земле, без сапог и кольчужного шлема, и с закрытыми глазами играл на дудочке. Встрёпанные чёрные волосы блестели на солнце, лоб покрывала испарина, несмотря на прохладный ветер. Ничего более нелепого Стел и представить себе не мог.

Рокот колдовал.

И не просто колдовал! Он подчинял токи свободного тепла и задавал им направление. Изменял мир, а сам оставался закрытым и цельным, его жизнь не вытекала наружу. Степные маги сливаются с внешним теплом, выходят за пределы себя, точнее их телом становится чуть большая часть мира, чем дана от рождения. Города лишены мощных потоков тепла, и потому маги колдуют только за счёт внутренних запасов: им обязательно пропускать внешнюю силу через себя.

Рокот колдовал как-то по-своему...

Но какая разница? Он колдовал! Предводитель рыцарей Меча и Света, первый защитник веры Ерихема, образец для подражания вмешивался в пути Сарима! И пусть Стел тысячу раз с пеной у рта доказывал, что магия — разумная и честная магия — вере не помеха, но лицо всего рыцарства не просто нарушил внешние условности — нет, он нарушил закон, утаив свои умения от Школы Магии.

— Так вот почему ты боишься заезжать в Каменку! — воскликнул Стел.

Рокот с досадой открыл глаза и опустил дудочку:

— Только тебя здесь не хватает, щенок!

— В Каменке тебя могут учуять и доложить Мергу, — выплюнул Стел. — И ради своей безопасности ты рискуешь целым отрядом и служителями.

Рокот поднялся и принялся натягивать сапоги, бормоча себе под нос:

— Много ты понимаешь.

Одно дело терпеть личное неуважение и даже презрение, и совершенно другое — промолчать, когда попирают закон.

Стел выпрямил спину и спокойно, но твёрдо произнёс:

— Как представитель Школы Магии я обязан доложить о тебе.

— Мне уже страшно. — Рокот зевнул и потянулся до костного хруста.

— Когда все в Ерихеме узнают, что ты неучтённый маг, — Стел старался говорить будничным тоном, — в лучшем случае ты лишишься поста главнокомандующего, а в худшем — загремишь в темницы или даже попрощаешься с жизнью.

Рокот приторно улыбнулся и поймал его взгляд.

— Права не ты мне будешь зачитывать, мальчик.

Как же самодовольно блестят его глаза! И до чего они странные, с огромными зрачками, будто перезрелые прелые вишни, облитые маслом. И этот взгляд пронзает любые преграды, смотрит в самую душу.

Да он ворожит! Лезет прямо в голову!

Стел даже щит не успел поставить — тело не слушалось. И если бы Рокот давил своей волей, с ним можно было бы поспорить, вышвырнуть за пределы себя, но нет, он напрямую изменял токи чужого тела! Стел с ужасом наблюдал как руки налились тяжестью и обвисли плетьми. Задрожали колени, подогнулись, и он рухнул мешком. Удар пришёлся на правое плечо, отдало в затылок. Резкий запах травы забил ноздри. Перед глазами оказались пыльные сапоги.

Закончился воздух. Вдох — и резкая боль прошила рёбра, будто вокруг груди натянулся калёный обруч.

Вдох. Вдох. Вдох!

Но только пустота и тошнотворно-сладкая вонь прелой травы.

Крикнуть бы, да воздуха нет. И губы не слушаются. И от затылка по лопаткам взрываются мурашки будто укусы громадных муравьёв. Кошмар. Не проснуться. Не вырваться. Не вдохнуть.

Сквозь дребезжащий гул обезумевшего тепла Стел услышал:

— Ты будешь слушаться меня, мальчик, и не будешь ставить условий и угрожать. А если мне что-то не понравится, я подпишу вот эту бумагу — и не мне, а тебе нельзя будет вернуться в прежнюю жизнь. Заметь, подпись Мерга тут уже есть. Как ты думаешь, после этого кто-нибудь станет слушать твой лепет?

Прежде чем в глазах окончательно потемнело, Рокот позволил Стелу рассмотреть приказ о его увольнении, действительный только за подписью главнокомандующего.

--12--. Рокот

Колодец щерился старыми камнями и пустовал, только Фруст неподалёку щипал траву. Повезло. Есть места, с которыми лучше наедине. Рокот медленно опустился на край обвода и потёр виски. Голова гудела из-за потехи с горе-колдуном, шевелиться не хотелось.

Жаль, что вышло так бестолково. Сынишку Вирта удобнее было бы иметь в союзниках, но воспитание у него, увы, бабское, пришлось преподать мальцу урок послушания. Как же щенок на отца-то похож, того и гляди, погибнет так же бездарно, и останется на совести Рокота целых два неудачника Вирта.

«Это усталость, старик, — сказал он себе, — всего лишь усталость».

Он вытащил из поясной сумки резную дудочку, приложил потёртое дерево к губам. Потянулись низкие старые ноты. Тепло лежалой травы, рваного ветра и прилипшей к сапогам пыли лизнуло щёку — послушное тихим звукам, оно ластилось как истосковавшийся по хозяину пёс. Рассвет окрасил бока грубо отёсанных валунов, подчеркнув уродливую сеть трещин. Трещины подобны морщинам — чудно, но даже камни стареют морщинами, глубокими, чёрными как ночь.

Та ночь, что случилась лет двадцать назад.

Рокот шёл по степи. Прохлада свербела в ноздрях, тревожила гортань. Деревянный шар приятно катался в ладонях. Пальцы так и тянулись к резной пробке, украшенной пятнистыми перьями.

«В этом сосуде глоток воды горного Истока, — говорил степной колдун. — Выпей — и ты увидишь мир до последней крохотной песчинки. К утру вновь станешь собой, но понимание сути останется навсегда. И постепенно ты научишься всему».

В этом сосуде запросто мог быть яд. Молодо-зелено. Он выпил одним махом, почувствовав на языке свежесть и привкус серебра, и запрокинул голову. Звёзды россыпью теснились на небе, перемигивались голубыми, жёлтыми, красными искрами, тянулись колкими лучами. А вокруг клубилось густое небо, стекало чернилами, заливало высокие травы. И сочилась от трав в воздух полынная горечь.

Вдалеке мерцали огни костровищ — вражеский лагерь. Но Рокот шёл без страха, раскинув руки, пьянея от каждого вдоха, впервые пробуя магию на вкус. Это потом он узнает, как душно в Ерихеме, какого колдовать собственной жизнью и ворованным теплом. И настоящую цену умения искать воду узнает. А пока он шёл, слыша каждый шорох полёвок, каждый взмах совиного крыла, ловил раскрытыми губами прохладу и был неприлично молод. А под ногами, глубоко в толще земли, струилась река, вбирала родники, притоки, озёра, расходилась рукавами, обрушивалась водопадами и пробивалась к поверхности.

Заиграла дудочка. Наивно и беззащитно заскользила в потоках ветра простенькая мелодия. Рокот повернулся на звук — громадные чёрные силуэты закрывали звёзды. Он видел этих каменных идолов днём, когда сражался. Со времён кочевников они глядят раскосыми глазами на степь, и сегодня под их надменным взглядом Рокот впервые убил.