Дань кровью (Роман) - Юнак Виктор. Страница 57
— Голубан, логофета ко мне, — приказал он вошедшему слуге. — Да пусть папирус с чернилами не забудет.
Когда вошел логофет, князь продиктовал ему хрисовулю для патриарха Саввы. Сия хрисовуля, писанная красными государственными чернилами да еще заверенная его малой золотой печатью, на аверсе которой был изображен монарх во всех его византийских регалиях со скипетром-крестом в деснице и со свитком в левой руке, да с легендой по кружному перстню: «В Христа-Бога благоверный князь Лазарь» — была той самой грамотой, которая и помогла Исайе с превеликим трудом склонить к уступчивости патриарха сербского Савву.
По возвращении старца из Печа, где была резиденция сербских патриархов, князь Лазарь снесся с зетским правителем Джюраджем Балшичем, чтобы по их обоюдному повелению созвать на земле Сербской, первый после смерти Уроша собор.
И вот уже по всем краям сербским разошлась грамота, подписанная Лазарем, призывающая весь народ сербский принять участие в соборе. И съехались в Крушевац великаши и властела, патриарх Савва IV и живое олицетворение былой мощи Сербии — царица-монахиня Елена-Елизавета, вдова Душанова. И решено было на этом соборе отрядить в Цареград посольство во главе со старцем Исайей, дабы просило оно о примирении церковном. В посольство это, по просьбе Исайи и выбору собора, вошли протоиерей святогорский Феофан да два ученика его — Сильвестр и Никон, а с ними и старец Никодим, толмач греческий, тоже исихаст.
Затем, получив благословение патриарха и Елизаветы, посольство пешком направилось к Святой горе, где, помолившись усердно за успех своей миссии, они погрузились на ладью и отбыли в Цареград. Раннею весной 1375 года посольство, на долю которого выпало немало происшествий и несчастий, прибыло наконец в царственный город, где его приняли с подобающими почестями уведомленные заранее, вселенский патриарх Филофей и созванный по этому случаю церковный собор.
И постановил Вселенский собор, что отныне не будет у сербов архиепископа, а будет самостоятельный, полновластный патриарх. Но издал Филофей и грамоту, о которой было заранее договорено с князем Лазарем, о чем и сообщил старец Исайя; в случае, если сербы вновь войдут в силу да займут земли греческие, чтобы не меняли они митрополитов греческих и литургии вели по вселенским соборным правилам. Решив все это и написав для подтверждения свершенного сингелию [23], Филофей пригласил Исайю и Никодима на молчаливую молитву, после чего и отпустил их с любовью и честью. Вместе с ними патриарх послал двух доверенных своих епископов, Матвея и Моисея, дабы совершили они в Призрене от имени патриарха службу, которую они служили вместе с официально утвержденным патриархом сербским Саввой и другими сербскими священниками, отлученными ранее от церкви. А затем над гробом царя Душана была прочитана грамота цареградского патриарха о прощении, снимавшем старое проклятие с уже покойных носителей раскола — царя Стефана Душана, патриарха Иоанникия, Душанового наследника Уроша, с властелы и всего народа сербского. По всей Сербии началось великое празднество. В самый разгар празднеств, 29 апреля 1375 года, преставился патриарх сербский Савва IV. Полгода жила сербская церковь без своего главы.
— Безмолвие, исихия, будет полезно лишь тогда, когда с каждым дыханием твоим будет соединена молитва Иисусова: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».
Инок-пустынник сидел, заворожено прикрыв глаза, и молча внимал речам почтенного отшельника, старца Ефрема, поселившегося здесь, в пещере Ждрельского ущелья, еще в начале пятидесятых годов, сразу после победы в Византии учения двух великих Григориев — Синаита и Паламы. Душан приветил исихастов и благосклонно дозволил одному из них, болгарину Ефрему, занять пещеру вблизи Печа для благодеяния отшельничества и проповеди исихазма.
— И только тогда достигнешь ты совершенства духовного, когда из уст твоих вознесется молитва чистая, когда Бог, внимая твоим молитвам, почует в них теплоту сердца, святую энергию, слезы сердечные, тишину помыслов, очищение ума, созерцание тайны, озарение чудное, просвещение сердца. Запомни, сыне, исихия — это отвержение нечистых помыслов, отрешение от забот земных, даже от забот благочестивых. Исихия — это презрение тела, полный аскетизм и непритязательность. Готов ли ты к сему, сын мой? Достоин ли будешь исполнять заветы учителя нашего, Григория Старшего, и верного сподвижника его, Григория Паламы?
— Готов и достоин, отче преподобный!
— Прииди ко мне, сыне, — Ефрем протянул руки к иноку.
Инок рухнул на колени и подполз к старцу. Тот наложил ему на голову свою высохшую, морщинистую ладонь и прикрыл глаза, шепча молитву.
— Вижу, сыне! Вижу и чую. Достоин ты будешь нести свой крест, избранный ныне до самой смерти. Потому и благословляю тебя, сыне, на путь избранный, на путь истинный. А теперь помолчим и сотворим молитву.
Старец Ефрем опустился на колени рядом с иноком. Это была его последняя молитва здесь, в этом ущелье, ибо нынче надобно ему собираться в Печ, а оттуда в Крушевац, на собор, созванный князем Лазарем, на котором его, Ефрема, чужеземца-болгарина и исихаста, изберут заместо упокоившегося в бозе Саввы на патриарший престол сербской церкви. Не сразу согласился Ефрем на это, ибо видел большой разброд в архиереях сербских, когда каждый из них старался держаться своего великаша. Но князь Лазарь через старца Исайю сумел убедить пустынника к принятию патриаршества. И вот настал день прощания с отшельнической жизнью.
3 октября 1375 года собор сербский рукоположил Ефрема на патриаршество. На этом же соборе князь Лазарь провозглашен был единовластным самодержцем Сербской земли, хотя и самодержавие его было больше на пергаменте, нежели на деле. Джюрадж Балшич в Зете был суверенным правителем. На севере в Браничеве самовластно хозяйничал Радич Бранкович, старший отпрыск старшего из трех Растислаличей — Бранко. Бан Твртко не без оснований претендовал на часть сербских земель — на Хумскую область, на Требине, Драчевицу и Конавле, которые отняли у него после разгрома Алтомановича братья Балшичи. Постоянно напоминал князю о его вассальских обязанностях венгерский король Людовик I. Начали проявлять повышенную активность на пограничных рубежах все более наглеющие османы. А тут еще и Византия, на которую делал последнюю ставку князь Лазарь, совершила крутой поворот в своих симпатиях…
Византия и без того переживала труднейшие времена. Все попытки Иоанна V Палеолога сколотить союз против османов потерпели неудачу. Ни один государь, кроме сербского, не поддержал его стремления, сербского же государя он отверг практически сам. А тут еще вернулся в Константинополь из султанского двора второй сын Андроник, который и до того был довольно своенравным и дерзким. Еще два года назад он признал себя вассалом Мурата. И вот, наученный Муратовыми визирями и пашами, сын восстал против своего отца, сверг его и бросил в темницу. Действовал Андроник, теперь уже император Андроник IV, быстро и решительно. Он опередил своего брата, отцовского любимца Мануила, стремившегося освободить Иоанна, и спустя несколько дней бросил его в ту же темницу.
Галлиполи был возвращен османам, а изгнанный оттуда епископ Павел вернулся обиженный к некогда поставившему его на это место принцу Савойскому. Все договоры с сербами были разорваны.
Рвались не только договоры, рушились создававшиеся веками политические устои государственности Восточной Римской империи. Гибла высочайшая культура, давшая миру много замечательных имен и образцов высокохудожественных произведений и величайших достижений в области мысли. Цивилизация, разрозненная и неуправляемая, была поглощена высокоорганизованной ордой варваров. И хоть до официального падения Константинополя оставалось еще добрых восемь десятков лет, уже сейчас, в семидесятые годы XIV века, город, носивший долгие века гордое название Второго Рима, влачил жалкое существование, превратившись в захудалую провинцию Османской империи, которой управлял византийский вассал-император.