Муравьи, кто они? - Мариковский Павел Иустинович. Страница 109
Трудно сказать, что умерило пыл драчунов, но постепенно их стало меньше, и в наступившей темноте все быстро закончилось.
В другом месте происходило что-то необычное. Здесь жители муравейника сбились плотной кучкой, встревожены, копошатся. Обычно плотные скопления тетрамориумов возникают или при нападении на врагов, или во время обороны от них. Но здесь нет сражающихся, нет и трупов погибших воинов, а просто так толкаются, будто без толку.
Через лупу всматриваюсь в муравьев. Все дело, оказывается, в двух чужаках. Они забрели сюда, давно пойманы, распяты и казнены. Их появление вызвало большую тревогу, мобилизацию внимания и подозрительность. Муравьи ощупывают друг друга, иногда по ошибке хватают собрата, слегка терзают, прежде чем разберутся, ищут, нет ли еще кого-либо прибравшегося в их среду.
Может быть, эти двое, растерзанные, не простые муравьи, а особенные, разведчики, и пришли сюда не случайно. Их появление — признак предстоящего сражения, к которому следовало подготовиться. Муравьи тетрамориумы очень часто затевают массовые битвы с соседями.
Едва только в окна нашей квартиры начинает брезжить рассвет, как моя собака, неугомонный фокстерьер, кладет лапы на кровать и приближая морду к моему лицу, начиная усиленно посапывать носом. В это время притворяться спящим бессмысленно. Потеряв терпение, пес бредет в коридор, и там начинает громко скрести когтями дверь, возвращается обратно, проверяя, какое впечатление произвела эта акция на хозяина. Если хозяин продолжает лежать на кровати, следует еще более энергичное нападение на дверь. Пора подниматься, идти на прогулку.
Город еще спит. Иногда прогромыхает автомобиль, кое-где скребут метлами дворники. Заря разгорается с каждой минутой, но снежные вершины гор еще в тени. Сегодня воздух особенно прохладен и свеж. После долгой изнурительной июльской жары, наконец, вчера выдался пасмурный день, похолодало, и сегодня по небу плывут размытые облака, вечером кропил землю небольшой дождь.
Наш путь из двора проходит : через улицу, затем по асфальтовому тротуару, ведущему мимо большого здания. По одну сторону его — большой пустырь, ожидающий застройки, по другую — широкая полоса газона, густо заросшая травой.
Еще издали замечаю на тротуаре три больших черных пятна и сразу догадываюсь; сегодня ночью тетрамориумы воспользовались похолоданием и развязали свои истребительные междоусобные войны. Но почему на тротуаре недалеко друг от друга оказалось сразу три больших сражающихся группы?
Взаимное истребление муравьев почти закончилось, когда я озадаченный, склонился над полем сражений. Уцелевшие воины степенно расходились в стороны по домам, оставив горы трупов. Вместе со мною по своему обыкновению проявил любопытство и фокстерьер, залез носом в гору погибших муравьев и стал раздувать их во все стороны своим сопением.
Я внимательно обследовал обстановку. Дело, оказывается, было в следующем. По обе стороны тротуара на пустыре и на газоне жили две большие колонии муравьев тетрамориумов, два самостоятельных и враждующих государства. Полоса асфальта между ними служила чем-то вроде пограничной линии.
Картины взаимного истребления тетрамориумов в нашем городе очень часты летом. Но здесь две большие колонии развернули военные действия друг против друга одновременно тремя встречными фронтами. Соблюдалось и главное условие сражение: для него была выбрана чистая площадка — асфальт. Может быть, каждое воинственное государство распадалось на, хотя и связанные друг с другом, но в какой-то мере автономные, княжества и каждое из них открыло свой собственный поход на соседей, и те были вынуждены выставить со своей стороны защитников. По давнему опыту наблюдений за жизнью этих муравьев я знал, что обычно одна из колоний бывает зачинщиком.
Что же было достигнуто военными действиями? Захвачены ли новые территории, жилища, богатые трофеи? Ничего этого нет. Муравьи просто поистребляли друг друга, хотя в этом, казалось, не было никакого резона. Разобщенные тротуаром, бродить по которому было небезопасно, чтобы не попасть под ноги многочисленных пешеходов, они даже не общались.
Инстинкт периодического взаимного истребления — этот жестокий порядок регуляции численности своего вида, оказался сильнее царящей в природе органической целесообразности.
Хотя, как сказать! Эти войны, быть может, носили, как говорят, превентивный характер. Потом, когда станет слишком много муравьев, может развиться на почве тесноты и недоедания болезни. Тогда будет поздно!
На шестом километре шоссе, идущего с главной магистрали до совхоза Горный садовод, Заилийского Алатау на левом солнечном склоне высокого лёссового холма, изборожденного тропинками, проделанными скотом, я знаю, живут черно-красные муравьи Кампонотус интеректус. Образ жизни этого муравья не известен, и проезжая по этому ущелью, останавливаюсь их проведать.
Только что отцвели крокусы, из зеленеющей травы показались красные тюльпаны. Вот и знакомая тропинка, вот и черно-красный кампонотус размеренным шагом спешит по своим делам, будто не обращая ни на кого внимании. Следую за одиноким путником. Вскоре он приводит меня к своему жилищу: небольшой и аккуратный вход выдает его. Вокруг него крутятся муравьи, они что-то не в меру деятельны.
Жилище красно-черного кампонотуса сложное, со множеством входов и как бы состоит из нескольких разветвленных подземных муравейников, связанных между собой переходами, обнаружить которые при раскопке не легко. Потомство воспитывается, и прогреваются в различных хуторах этого разветвленного поселения. Обычно подобное строение характерно для семей, содержащих много самок и принадлежат к второй форме общественной жизни, многочисленных семей относящихся друг к другу дружественно и оказывающих друг другу помощь. Этот вид, как я полагал, относился к таким муравьям.
Но возле этого муравейника мои предположения оказались опровергнутыми. Несколько рослых солдат, уцепившись попарно за челюсти, застыли в страшном напряжении, пытаясь пересилить друг друга. Иногда одному из враждующих удавалось достигнуть перевеса и тогда он, волоча своего противника в сторону, пытался его вызволить за пределы своей территории. Иногда же бойцы скатывались в клубок, угощая друг друга вонючими и ядовитыми выделениями из конца брюшка. К сражающимся подбегают другие муравьи, большей частью мелкие. Ощупав усиками занятых поединком и как бы удовлетворив любопытство, они мчались по своим делам. Никто из них не пытался оказать помощь собрату, все будто следовали строгому принципу «когда двое дерутся, то третий не лезь».
Одному бедняге не повезло. У него отсекли брюшко. Голова с грудью еще подавала слабые признаки жизни.
С кем же враждовали, с солдатами какого муравейника вступали в единоборство защитники подземного города?
Пришлось немало поползать по склону холма, прежде чем все стало ясным. Недруги занимали территорию в десяти метрах. Здесь у них тоже были разветвленные муравейники, своя система строительства, своя семья. Обе семьи не уживались друг с другом. Уклад их жизни был примитивен, они не могли существовать содружественными поселениями, тратили время, живую силу на пустые и, пожалуй, не нужные раздоры, когда вокруг буйно цвела пустыня, всюду кишели насекомые, хватало пищи вдоволь и, казалось, не было никаких причин затевать междоусобицу.
Когда-то, может быть, более полувека назад, на здоровой елке сделали топором большую затеску. Дерево залечило рану смолой, и вокруг нее появился валик коры «наплыв». Обнаженная древесина сперва подсохла, затем потрескалась, и получилось то, что лесники называют «сухобочиной». Ее облюбовали жуки-усачи и осы рогохвосты и в стволе живой ели под сухобочиной их личинки проточили многочисленные ходы. Потом сухобочина понравилась муравьям красногрудым древоточцам, и они построили тут свое жилище, проделав в стволе галереи и залы. Несмотря на множество различных поселенцев, раздиравших живое тело дерева, оно продолжало жить, тянуло кверху свою стрелку-верхушку.