Драма Иова - Мацейна Антанас. Страница 23

То, что мы жалуемся не себе, объяснять не надо. Сам характер жалобы ведет нас туда, что есть за нами. Однако часто мы жалуемся людям: своим близким, своим друзьям, своим любимым. Одна экзистенция жалуется другой такой же экзистенции. Одна экзистенция спрашивает другую экзистенцию. Кажется, что жалоба вращается в неком заколдованном круге: каждая экзистенция жалуется и каждая ударяется о другую, рядом с ней находящуюся экзистенцию. Но если сквозь это обращение к людям мы всмотримся в саму сущность направленния жалобы, то легко сможем заметить, что жалоба направлена отнюдь не к экзистенции. Жалующийся человек ищет кого-то, кто смог бы ему ответить на вопрос его экзистенции. Его взгляд прежде всего останавливается на рядом с ним находящихся людях. Но это всего лишь психологическая остановка. Это только первый этап пути жалобы. Жалоба направляется к ответу. Между тем никакая экзистенция ответа дать не может, ибо каждая наполнена жалобой и каждая ставит один и тот же вопрос. Человек только высказывает свою жалобу другому, он ее только вслух выражает. Однако по существу он эту жалобу направляет не к нему. Одна экзистенция принимает жалобу другой, но не отвечает на нее. Она только выслушивает ее, но не утешает. И в этом принципиальное бессилие экзистенции. Жалоба, как говорилось, возникает из столкновения человека с небытием и непостижимостью. Человек жалуется тогда, когда он достигает границы своего бытия. Поэтому он не может свою жалобу обращать к тому, кто стоит у той же границы и тоже жалуется. Жалоба это крик о помощи. Но помощь человеку может прийти не из экзистенции, ибо каждая экзистенция здесь стоит у границы своих возможностей. Человек именно потому и зовет на помощь, что ни в какой экзистенции — ни в своей, ни в других — он не находит опоры для преодоления небытия и для раскрытия того, чего постичь он не в состоянии. Поэтому, хотя жалоба в психологической своей форме часто является обращением к человеку, однако сущностью своей она опережает человека и следует куда-то в другое место, которое уже не является ни экзистенцией, ни бытием человека. Жалоба Иова в этом отношении весьма характерна. Когда он заговорил и рассказал о своем страдании и о непостижимости его основы, друзья кинулись его успокаивать, предполагая, что он жалуется им и у них просит ответа. Однако Иов метко им отвечает: «И у меня есть сердце, как у вас; не ниже я вас» (12, 3). Что касается жалобы, то все экзистенции одинаковы. Каждая оказывается у небытия и поэтому каждая знает столько же, сколько и другая. Поэтому она может выслушать жалобу другой, но знает, что эта жалоба в сущности своей есть обращение не к ней и что в этой области ей нечего сказать, что другой было бы неизвестно. В пограничных ситуациях экзистенции мы все одинаковы. Здесь не имеют никакого значения ни логическое абстрактное образование, ни профессиональные или сословные различия. Все мы одинаково страдаем, все одинаково преступны, все одинаково боремся и все, наконец, одинаково умираем. Таким образом, мы все одинаково сталкиваемся с небытием и все предстаем перед бездной небытия. И тогда все мы жалуемся в поисках ответа и чувствуем, что этот ответ кроется не в нас самих.

Поэтому Иов, словно разъясняя друзьям направление своей жалобы, велит им замолчать, дабы иметь возможность высказать свою печаль (13, 13). И эту печаль он высказывает Богу. Об этом мы уже говорили. И так поступает не один только Иов. Всякая жалоба в своей сущности есть обращение к потустороннему. В глубочайшем смысле — человек жалуется Богу. Жалоба экзистенции направлена к трансценденции. Будучи глубинным мышлением, жалоба тем самым есть и широчайшее раскрытие экзистенции трансценденции. Уже говорилось о том, что, мысля экзистенционально, человек подходит к черте, останавливается и ждет ответа от трансценденции. Жалоба показывает, что это ожидание человека не является чистой пассивностью, что человек подготавливается к ответу, раскрываясь, что он сам призывает этот ответ, просит о нем и умоляет. В жалобе проявляется активность экзистенции по отношению к трансценденции: экзистенция ищет трансценденцию. Жалуясь Богу, человек показывает, что трансценденция не только есть вообще, но что она есть для него; что он своим бытием предназначен для трансценденции; что она его спасительница от небытия и бессмысленности. Если вообще экзистенциальное мышление показывает открытость экзистенции трансценденции, то жалоба эту открытость уже наполняет определенным содержанием. Экзистенция раскрывает свой выбор по отношению к трансценденции в жалобе. Жалующийся человек выявляет не только свое бессилие пробиться через настигнувшую его тьму небытия, но вместе и свою онтологическую склонность обращаться к трансценденции и просить ее о помощи. В жалобе впервые выявляется переживание трансценденции как спасительницы. Бог спаситель прежде всего появляется в человеческих мучениях. Таким образом, жалобе в глубинном смысле присущ религиозный характер. В жалобе кроются корни человеческой религии. Человек обращается к трансценденции потому, что ему необходимо перешагнуть границы экзистенции, ибо смысл экзистенции находится за ее пределами. Он потому и обращается к трансценденции, что сам не в состоянии переступить этих границ. Поэтому он и зовет на помощь, прося помощи не у людей, но у Бога, в котором содержится основа и смысл экзистенции. Религиозная настроенность человека прежде всего проявляется в жалобе. Жалоба это первобытная форма молитвы.

Современная экзистенциальная философия так окончательно и не пришла к трансценденции. Возможно, это случилось потому, что она не обратила внимания на жалобу, сосредоточившись только на заботе. Между тем, забота это действительно глубокое настроение человека. Она, как говорилось, раскрывает относительность человеческого бытия, ибо указывает на его постояннуювозможность не быть. Однако забота в своем существе все-таки вещьимманентная. В этом смысле весьма удачно изречение Rilke, что наши глаза словно повернуты – «wie umgekehrt», – ибо озабоченные глаза смотрят на объект своей заботы, которым является наша собственная экзистенция. Ведомые заботой мы сосредоточиваемся на себе. Забота не предполагает другого, который был бы ее составным началом. Забота оставляет человека наедине с самим собой. Вот почему современная экзистенциальная философия, сделавшая заботу основным настроением человека, не смогла перешагнуть экзистенцию и не смогла найти ничего, что действительно было бы по ту сторону человеческого бытия. Между тем жалоба как раз раскрывает это потустороннее Бытие. Жалоба, как упоминалось, не вмещается в экзистенцию, ибо жаловаться самому себе или другой такой же экзистенции бессмысленно. Само понятие жалобы предполагает кого-то Другого, кому жалуешься и кто есть уже не экзистенция. Опираясь только на заботу, экзистенциальный мыслитель смотрит только на себя. В своей заботе он может держаться героически, он может преодолеть свое бессилие, а небытие принять равнодушно или даже с определенной любовью: amor fati. Но он всегда остается наедине с собой. Чистая забота не позаволяет нам увидеть вольный мир, ибо у нас, как говорил Rilke, «глаза, как западни, Свободный ограждающие выход». Ведомые заботой мы всегда смотрим назад и никогда не можем выйти из себя: «nie hinaus». Между тем, основываясь на жалобе, которая является не менее реальным, чем забота, настроением человека, экзистенциальный мыслитель перешагивает себя и достигает трансценденции, которой жалуется и от которой ждет спасения. Забота порождает одинокий и холодный героизм. Жалоба порождает двухличностное внутреннее отношение с трансценденцией, илирелигию. Жалоба не отрицает заботу. Скорее всего она ее завершает, указывая, кто может помочь человеку в его озабоченности. Жалоба разрушает закрытость заботы и выводит ее на подлинные широты человеческой экзистенции. Экзистенциальная философия, не занимаясь анализом жалобы, не раскрыла человеческую экзистенцию во всем ее объеме и тем самым не предоставила полной картины человеческого бытия. Человек экзистенциальной философии заботится, но не жалуется. Он героичен, но не религиозен. Тем самым он не подлинный человек, ибо конкретен, человек этой земли всегда жалуется и потому предназначен для трансценденции, даже если своим умом и волею он ее и не признает. Забота подводит человека к пограничным ситуациям и здесь разрушается, ибо она не в состоянии их преодолеть. Тогда начинается жалоба. Поэтому в конкретном своем развитии забота только вступление в жалобу. Во всем объеме экзистенция раскрывается только в жалобе. В этом отношении книга Иова дополняет образ человека одним из сущностных начал его экзистенции, именно — жалобой. Иов не говорит о заботе. Правда, его размышления вызваны заботой. Лишенный страданием части бытия; он озабочен тем, чтобы быть. Но эта его забота уже превратилась в жалобу. Иов жалуется и тем самым открывает свое бытие трансценденции, называя ее своим спасением (ср. 19, 25). Поэтому в книге Иова человеческая экзистенция полная. Имманентность человека здесь преодолевается открытостью перед трансценденцией. Вот почему книга Иова религиозна по самой своей сути, по пониманию человеческой экзистенции. Выдвинув жалобу в качестве основного экзистенциального настроения человека и открывая этой жалобой свое бытие, Иов тем самым выдвигает Бога как главный фактор жизни человека и религию как основной выбор человека.