Вторая клятва - Раткевич Сергей. Страница 46

— Смотря к какой девушке! — со смехом перебивала третья.

— Само собой, — соглашалась вторая. — Смотря к какой девушке, смотря какому парню, но у тебя же хорошая девушка, верно? И сам ты красавчик…

— Еще какой красавчик, — шептала еще одна красотка, не выпуская изо рта Эриково ухо.

— …так вот, — продолжала вторая, — подходишь к ней сзади, опускаешь руки на плечи… а потом целуешь вот сюда, запомни, сюда и ни в какое другое место… если твоя девушка не дура, она тебе сразу по морде треснет, особенно если и правда любит, но поцелуя этого нипочем не забудет, а со временем и еще захочет, понял?

— Понял, — кивнул Эрик и, выскользнув из многочисленных объятий, кинулся к выходу.

— Держи его! — радостно завизжали поварята, стеной вставая у дверей.

Эрик тоскливо оглянулся на окна, но его уже настигли.

— Куда?

— А ну, стой!

— От нас не убежишь! — хохотали поварихи. — Мы тебя еще не всему обучили!

— А я?! А мне?! — вопил Джек, бегая вокруг и целуя тех поварих, которые ему подворачивались. Его отпихивали и лупили чем попало, продолжая бегать за Эриком.

— Так нечестно! Я тоже хочу! — вопил Джек, нарочно промахиваясь и целуя старого повара. Тот только сплюнул, но его богатырская ругань потонула в общем хохоте.

— Девицы! Красавицы! Смилуйтесь! Это у него девушка, а у меня никого нет! — надрывался Джек. — Сударыни! Один поцелуй! Только один — и я умру от разрыва сердца!

— На язык, смотри, наступишь! — с хохотом кричали ему в ответ.

Моргнув звездами, открылась входная дверь. Кто-то шагнул внутрь.

— Что здесь происходит? — удивленно спросил герцог Олдвик.

— Целуются, Ваша Светлость, — ответил Джек.

— А почему тогда драка? — улыбнулся герцог.

— Не знаю, — развел руками Джек. — Не знаю, Ваша Светлость, но думаю, что от избытка чувств.

— Джек! — выдохнул Эрик, наконец вываливаясь с кухни.

— Что? — прыснул тот. — Я доживаю последние минуты? Сейчас ужасная длань возмездия схватит меня за шкирку и…

— Мерзавец! — проворчал Эрик.

— Скажи еще, что тебе не понравилось! — шире колеса ухмыльнулся Джек. — Такие страстные красотки! Кто бы мог подумать, что на здешней кухне…

— Мерзавец, — повторил Эрик уже менее экспрессивно.

— И ведь подумать только, почти все одному тебе досталось, — огорченно добавил вор. — А мне какой-то десяток поцелуев всего. И те красть пришлось… Вот она, воровская доля… — тщательно пригорюнился он.

— Мерзавец, — повторил Эрик в третий раз. Уже вполне мирным тоном.

— Ну, мерзавец, — развел руками вор. — Уж какой есть. Зато теперь ты точно целоваться умеешь.

— Вы поздно, — заметил стоящий на крыльце Шарц.

— Мы не виноваты! Мы на кухню ходили, репу просить, — весело откликнулся Джек.

— И от того столько шуму было? — спросил Шарц.

— Нет, — вновь отозвался Джек. — Шумели, когда Эрика целоваться учили.

— Что вы делали?! — вытаращился Шарц.

Эрик повернулся и выразительно глянул на Джека. Тот, заверещав перепуганным зайцем, стремглав взлетел на крыльцо и спрятался Шарцу за спину.

— Наставник, смилуйтесь! Спасите! Он меня убьет! — верещал вор. — Уже дважды сегодня грозился… или трижды… я со страху не помню! А ведь я ему только хорошего… о нем, проклятом, заботясь… одного лишь блага желая…

Шарц протянул руку за спину, цапнул Джека за шкирку и, приподняв над землей, внимательно осмотрел.

— Не убивай его, Эрик, он тебе пригодится, — без улыбки промолвил он.

— Вот! Слышишь, что тебе наставник говорит! — покачиваясь в могучей руке, простонал вор. — Не убивай меня! Я полезный!

— Попробую, — ответил Эрик и улыбнулся.

— Целоваться, значит, учили, — сказал Шарц. — Научили?

— Научили.

— Отлично, — усмехнулся гном. — Джек, иди спать, на сегодня все! Эрик, у меня к тебе разговор будет.

Шарц повернулся и пошел в докторскую. Эрик отправился следом. А юный вор, оглянувшись по сторонам, засеменил в направлении кухни. Вдруг удастся о чем-то более серьезном договориться? Ну, нет так нет, но вдруг?

Лекарский кабинет гнома преобразился совершенно.

Да нет, ничего в нем не изменилось. Совсем ничего. Все осталось как было. Вот только почему вошедшему следом за Шарцем Эрику на миг показалось, что он попал в совершенно незнакомое место?

Показалось.

И продолжает казаться.

Все было тем же самым, все… Знакомые предметы подмигивали с привычных мест. Мудро и чуточку высокомерно смотрели толстенные медицинские тома, ехидно поглядывали книжные полки, тянулась по стойке «смирно» отстраненно-сухая кушетка для осмотра пациентов, дружелюбно морщились скрипучие кожаные кресла, приятно улыбалась масляная лампа, бросая блики на оконное стекло, через которое с улицы заглядывали звезды. Все было как всегда, вот только… на столе сэра доктора возлежал предмет, которого там просто не могло быть.

Так вот отчего вся комната показалась чужой, незнакомой… оплавленный, закопченный кусок стекла лежал на столе поверх медицинских записей! Поверх аккуратнейшим почерком Шарца выведенных историй болезни — грязный кусок оплавленного стекла!

— Присаживайся, Эрик, — сказал Шарц, занимая свое «докторское» кресло.

Эрик сел, не отрывая глаз от уродливо скомканного стекла.

"Что это было? Бокал? Бутыль?"

— Это оттуда? — севшим голосом спросил Эрик.

— Оттуда, — ответил Шарц. — Знаешь, что это было?

— Не знаю, — сказал Эрик, — но…

— Что "но"?

— Это как-то связано с тем, что случилось с Энни, — сказал Эрик, устремляя на Шарца умоляющий взгляд.

— Я побывал в том обугленном безобразии, которое осталось от гостиницы, и нашел две такие штуки. — Шарц вынул из-за пазухи еще один оплавленный кусок стекла и положил рядом с первым.

— Что это?

— Остатки стеклянных сосудов, в которых находилось то, что везде называют "фалестрийским огнем" и "фаластымской смесью", а сами фалассцы — "кровью дьявола", — ответил наставник.

— А стража? — спросил Эрик. — Городская стража? Разве они…

— Они не знали, что искать, — ответил Шарц. — По их версии, поджог осуществил какой-то сумасшедший.

— Тот, который приходил к Энни… он не показался ей сумасшедшим.

— Безумие бывает разным, — в ответ заметил Шарц. — Порой оно принимает самые причудливые формы. Иногда безумца не так-то просто отличить от нормального; бывает, что его заболевание годами не дает о себе знать и он выглядит вполне вменяемым, зачастую более вменяемым, чем прочие. Не так легко различить пожар, тлеющий в укромном уголке души, незримый пожар, который однажды вырвется на волю. Странно другое…

— Что? — спросил Эрик.

— Фаласскую смесь в обычной лавке не купишь, — ответил Шарц. — В Олбарии, Марлеции, Ледгунде, Троанне, да и в самой Фалассе она запрещена. В мирное время изготавливать, хранить и применять ее имеют право особые люди, состоящие на государственной службе, причем лишь по разрешению короля. То есть вещь эта редкая, дорогая и противозаконная. Ни один нормальный алхимик не возьмется за ее изготовление, зная, что это грозит ему смертной казнью, а те, что все-таки берутся, дерут за свое опасное ремесло вдесятеро. Вот и вопрос: зачем нужно было впустую тратить столько денег? За две таких склянки с фаласским пламенем половину этой гостиницы можно было просто купить. Вместо этого ее поджигают. Зачем?

— Ни вор, ни грабитель никогда бы так не поступил, — сказал Эрик.

— Ни в коем случае, — согласно наклонил голову Шарц. — Оглушить кого — сколько угодно, убить — да, пожалуйста. Вор на это, конечно, не решится, он другой карман поищет, а вот грабитель на то и грабитель, чтобы крови не страшиться. Однако никто из них не стал бы поджигать гостиницу, да еще и фаласской смесью. Фаласская смесь сама по себе — смертный приговор, а поджог… это ведь чудо, что никто не пострадал! Могли ведь десятки людей погибнуть. А если бы пожар не удалось погасить? Если бы он перекинулся на соседние дома? Тогда счет уже не на десятки, а на сотни жизней… Ведь полгорода сгорело бы… Вот и вопрос, Эрик… — сказал Шарц и замолчал.