Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 50

Женевьева осторожно выдохнула и опустила глаза.

— Что ты о нем знаешь? — спросила она решительно, сводя брови в одну черту. Даже если вдруг у трактирщика и были в отношении ее какие-то сомнения, они полностью развеялись, когда он заглянул в лицо, почти полностью повторяющее Жоффруа де Ламорака.

— У меня нет никаких претензий к господину де Лангралю, — печально сказал трактирщик. — Несмотря на то, что он часто участвовал в драках в моем заведении. Но он никогда не начинал первым, а это выдает в нем истинно благородного дворянина.

— И все?

— Во все остальное я предпочитаю не вмешиваться, — трактирщик грустно покачал головой. — И вам советую держаться подальше, госпожа графиня, и в первую очередь позаботиться о себе.

Женевьева оперлась о стойку. Выражение ее лица поразило трактирщика — несмотря на грязь, следы сажи и царапины, на нем проступало ощущение какого-то отчаянного счастья.

— Как тебя зовут? — спросила она внезапно.

— Мое имя Дэри, благородная госпожа, если вам так угодно.

— Я не могу по-другому, Дэри, — удивленно произнесла Женевьева, пожимая плечами. — Можешь себе представить? Просто не могу.

А в Круахане в это время была весна, и воздух даже на тесных улочках пах сладко, потому что ветер приносил из предместий запах цветущих деревьев. И сумерки опускались на город постепенно, пока небо еще было светлым, но верным признаком наступающей ночи были спешно захлопывающиеся ставни и скрежет огромных засовов в замках. Скоро на улицах города не останется никого, кроме редко проходящих гвардейских патрулей и крадущихся теней тех, кто зарабатывает себе на хлеб по ночам.

Ланграль сидел в своей маленькой комнатке под самой крышей, полностью одетый и готовый к выходу. На столе перед ним лежала шпага, сапожный кинжал и два пистолета. Но он не торопился выходить, хотя часы уже пробили девять, и в общем ему было пора на ночное дежурство в особняк Тревиса. Он долго смотрел на танцующее пламя свечи, оплывающей в медной плошке, и лицо его было мрачным. Вот уже пять лет как он в Круахане, как постарался забыть свое прошлое, как все свои силы и ум употребил на служение своему покровителю и другу, и вроде как ему удалось создать внутри себя абсолютное холодное спокойствие, которое не прерывалось ни на минуту, даже когда ему приходилось рисковать своей жизнью. Это спокойствие досталось ему дорогой ценой, и его очень тревожило то, что оно начало давать трещину. Что-то беспокоило его — может, это дурное предчувствие? Но он слишком равнодушно относился к своей жизни, чтобы беспокоиться за нее. Беспокоится ли он за друзей? Ланграль оглянулся на храпящего за спиной на соломенном матрасе Берси, и улыбка чуть тронула уголки его губ, когда он вспомнил, как некоторое время назад драгоценный друг ввалился к нему пьяный в стельку, размахивая пустым кувшином и посылая страшные кары на головы всех женщин на свете. Люк? Тот, как всегда по ночам, наверняка читал свои стихи какой-нибудь очередной придворной красотке, судя по тому, насколько он был уклончив, когда его спросили о планах на вечер. И вряд ли стоит беспокоиться за Люка, который кидает три кинжала быстрее, чем противник достанет шпагу из ножен. Непонятно, но чем больше Ланграль смотрел на пламя, тем чаще перед его глазами всплывало лицо рыжей женщины из таверны. Это беспокойство явно было связано с ней, а так как он давно привык не думать о женщинах, это начинало его чуть-чуть раздражать.

"Где же все-таки я ее видел?" — пробормотал Ланграль сквозь зубы.

Чтобы отвлечься, он уделил особое внимание своей экипировке — особенно тщательно затянул перевязь, вместо одного кинжала взял два — один засунул за голенище сапога, а второй в рукав. Но все это время перед глазами продолжали маячить медные кудрявые волосы, спускающиеся ниже плеч.

Он был готов признать, что такие лица редко встречались в Круахане последнее время. Это лицо не принадлежало ни продажной красотке, ни светской львице. В ее выражении был вызов и какая-то бесшабашность, но вместе с тем полная открытость — удивительная вещь в Круахане, где женщины чаще всего прятали глаза, кто от страха, кто из хитрости. Она меньше всего была похожа на шпионку Моргана… и скорее всего, именно поэтому ею и была. Его светлость любит сюрпризы и контрасты.

Ланграль тряхнул головой, словно надеясь таким образом выбросить оттуда медные волосы и меняющиеся серые глаза, еще раз оглянулся на Берси, спящего безмятежным сном, дунул на свечу и прикрыл за собой дверь. Он не хотел слишком рано приходить к Тревису, когда особняк еще полон народу, но он знал, что герцог будет его ждать. Вернее, не столько его, сколько письма, зашитого в его перчатке.

Идти до особняка Тревиса было не больше получаса, и то если особенно не торопиться. Ланграль шагал уверенно, держа руку на эфесе. Несколько раз из переулков навстречу ему выглядывали быстрые тени и сразу же прятались обратно, оценив грозный вид молодого дворянина и серьезный арсенал, поблескивающий у него на поясе. Один раз на соседней улице громко протопал патруль. Ланграль замедлил шаги — сегодня он не слишком хотел с ним встречаться. Но цоканье подков быстро удалилось, и он двинулся дальше. Перейдя горбатый мост через канал, он вступил в лабиринт совсем узких улочек, которые должны были скоро вывести его к центральной площади у собора, а там по бульвару — не более пятидесят шагов до дома Тревиса.

Но он ошибся в своих расчетах. Там, где переулок поворачивал, образуя небольшую площадь, он уловил какое-то движение в быстро сгущавшихся сумерках. Поворачивать было поздно, да и некуда. Ланграль прошел еще несколько шагов и оглянулся назад. Так и есть — из бокового переулка вышли двое и встали, перегородив дорогу. Поняв, что они быстро обнаружены, ребята на площади тоже перестали скрываться и вышли на середину, держась, правда, вместе. Они были в простых темных плащах, но все плащи характерно оттопыривались с левого бока, шляпы чересчур низко надвинуты на глаза, и походка выдавала привычку ходить строем. Ланграль быстро пересчитал тех, кто стоял впереди — получалось человек девять. И сзади еще двое.

Тогда Бенджамен де Ланграль счастливо вздохнул, чувствуя, как в душу возвращается изменившее ему ненадолго спокойствие. Вряд ли он переживет сегодняшний вечер, и нельзя сказать, чтобы его это огорчало, поскольку жизнь вот уже несколько лет представляла для него незначительную ценность. Конечно, было бы правильно продать ее подороже, по крайней мере обменять на жизни не меньше половины этих гвардейских наемников. Еще его сильно беспокоило письмо в перчатке, но что-то делать с ним было уже поздно.

И Ланграль пошел вперед, слегка улыбаясь своим противникам и заодно окидывая взглядом место предстоящего боя. Шансов оно предоставляло немного — открытое почти со всех сторон, идеальное для десяти человек, если они собрались убить одного. Правда, еще оставалась надежда на внезапность.

Поэтому Бенджамен начал с того, что учтиво поклонился своим противникам, взмахнув шляпой по всем дворцовым правилам.

— Доброго вам вечера, досточтимые судари, — сказал он, по-прежнему улыбаясь. — Не могу ли я попросить вас о небольшой услуге?

Гвардейцы растерянно переглянулись. Будучи идеальными машинами для убийства, они несколько терялись, когда от них требовались умственные усилия, а тут они требовались, потому что жертва начинала себя вести неожиданно.

— Какой еще услуге? — хмуро буркнул наконец один из них, стоявший поближе. Ланграль сделал для себя вывод, что это предводитель, и постарался получше его рассмотреть.

— Не передадите ли вы его светлости монсеньору Моргану мою величайшую благодарность? Ведь вы же увидите его сегодня ночью, правда?

Гвардейцы опять переглянулись.

— А за что вы хотите поблагодарить его светлость? — выдавил наконец все тот же главный гвардеец.

— За то, что он так высоко меня ценит, — невозмутимо отозвался Ланграль. — Одиннадцать человек на одного — это достойная оценка моих скромных заслуг. Странно только, куда подевался господин Шависс? Ему ведь полагалось быть двенадцатым?