Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 51

С этими словами он метнул кинжал и одновременно разрядил пистолет в предводителя, разумно рассудив, что без начальника они скорее запутаются в действиях. Двое повалились на землю, площадь заволокло дымом от выстрела, и Лангралю удалось быстро пробежать несколько шагов и прижаться спиной к стене какого-то монастыря, выходящей на площадь. Но на этом его везение сразу закончилось, потому что оставшиеся семеро быстро взяли его в полукольцо. Двое пока не вступали в драку, охраняя вход на площадь.

Ланграль разрядил второй пистолет в ближайшего гвардейца и пожалел о том, что не мог унести с собой еще пистолетов пять. Их оставалось шестеро, и это было слишком много для одного человека, даже если этот человек прекрасно фехтует обеими руками, бросает ножи, а при необходимости может и заехать кому-нибудь по зубам. Правда, все одновременно они не могли на него бросаться, но это просто затягивало конец, не больше.

Некоторое время он был сосредоточен на борьбе с двумя противниками, подобравшимися максимально близко к нему. Один из них беспокоил Ланграля особенно сильно, и как оказывается, не напрасно — прежде чем упасть на землю, он сделал движение, которое Бенджамен не смог отразить, будучи занят в это мгновение вторым противником, и искренне пожалел об этом, почувствовав резкую боль в боку. Что-то горячее потекло по его коже, и левая сторона камзола моментально намокла. Одна рука онемела, перестав полноценно слушаться своего владельца, и перед глазами поплыли черные звезды.

"Что-то слишком быстро", — печально констатировал Ланграль. "Я был о тебе лучшего мнения".

Он видел, как двое, закрывающие вход на площадь, переглянулись и медленно направились к нему, вытаскивая на ходу кинжалы из рукавов.

Злость придала Лангралю новых сил, и он сделал неожиданный выпад, заставив третьего из вмешавшихся противников оступиться, схватившись за колено.

Но это усилие стоило ему слишком многого, и наверно, сказывалась потеря крови — он прислонился к шершавой стене, и площадь завертелась у него перед глазами.

"В общем, это даже хорошо, — подумал он, все еще стискивая рукоять шпаги так сильно, что она впивалась ему в ладонь, — но вот письмо… Дай небо Тревису выкрутиться и все свалить на меня…"

И тут откуда-то сверху, от монастырской стены, раздался звонкий, чуть дрожащий от негодования голос:

— Эй, господа! Не слишком ли вас много на одного?

Гвардейцы как один подняли головы на источник звука. Ланграль тоже попытался, сначала все плыло у него перед глазами, но потом он сделал над собой усилие, медленно приходя в себя. На старой полуразрушенной стене, выходящей прямо на площадь, стоял молодой человек, вызывающе заложив большие пальцы за широкий пояс. Он был в длинном плаще, заметно приподнятом с одной стороны ножнами шпаги. Он стоял спиной к всходившей над площадью луне, и поэтому никто не мог толком рассмотреть его лица. Было только понятно, что он действительно очень молод, если судить по голосу.

— Ты неплохо умеешь считать, мальчик, — пробормотал один из гвардейцев. — Но если ты также будешь владеть умением держать язык за зубами, это поможет тебе спокойно состариться.

— Интересно, а какая судьба ожидает тех, кто толпой нападает на раненых? — язвительно осведомился молодой человек. — Если безмятежная старость, то я предпочту раннюю кончину.

Он расстегнул плащ и отбросил его в сторону, в какой-то степени рисуясь, но одновременно метя в сторону гвардейцев. И когда ткань окутала голову двоих, заставив их с руганью отбиваться, он торжествующе засмеялся и спрыгнул со стены, оказавшись рядом с Лангралем.

— Именем его светлости Моргана! — заревел наконец один из гвардейцев, срывая плащ с головы.

Молодой человек чуть приподнял брови.

— О! — воскликнул он. — Неужели все, что здесь происходит, делается по велению нашего гения? Его великолепия первого министра?

Гвардейцы слегка успокоились, выровняв ряды. Теперь их было пятеро — они стояли полукругом перед прислонившимся к стене и тяжело дышащим Лангралем и неизвестно откуда взявшимся юношей.

— Да, — сказал один из них. — Это приказ его светлости.

— Никогда я в это не поверю! — горячо воскликнул молодой человек, извлекая из ножен неожиданно длинную для его роста шпагу. — Вы клевещете на властителя Круахана, господа! И я этого так не оставлю!

Он быстро взглянул на Ланграля, и тому почудилась быстрая ухмылка белых зубов, мелькнувшая под полями его шляпы.

— Не стоит, сударь, — хрипло сказал Ланграль, воспользовавшись передышкой, чтобы прижать рукой истекающий кровью бок. — Я… благодарен вам. Но уходите, пока еще можно.

— Ну вот еще, — со слегка капризной интонацией отозвался молодой человек. — Я не позволю порочить светлый образ нашего первого министра. И сделаю все возможное, чтобы его защитить.

Он метнулся вперед, и один из гвардейцев отступил, схватившись за рукав камзола. В отличие от Ланграля, его неожиданный союзник не стал прижиматься спиной к стене, обеспечивая себе хотя бы частичную защиту. Он вертелся, размахивая шпагой и длинным засапожным кинжалом. Его движения показались Лангралю неожиданно знакомыми, но больше всего они напомнили ему сложный танец, который тот исполнял перед зрителями. Правда, вряд ли зрителями были гвардейцы, если учесть, что молодой человек не собирался оставлять их в живых или, скажем, не сильно заботился о том, выживут ли они.

Ланграль помог ему всего один раз, когда один из противников оказался в опасной близости от него и даже не задумался об этом. В какой-то момент он совершенно перестал беспокоиться о судьбе этого юноши, скорее занявшись изучением его манеры фехтования, насколько позволял горевший огнем левый бок.

Эта манера была странной, совершенно лишенной силовых приемов, но вместе с тем она не оставляла сомнений в абсолютном превосходстве молодого человека над всеми противниками. Сейчас Ланграль, бессильно опустив левую руку и вытирая пот со лба, был мало на что способен, но он не был уверен, что даже будучи здоровым, решительным и хладнокровным, он сможет пробить эту непонятную защиту.

— Беспощадные, — пробормотал он, медленно встряхивая головой, чтобы хотя бы на мгновение избавиться от боли, которая заставляла его соскальзывать в какой-то теплый колодец. — Это манера беспощадных.

Молодой человек обернулся. Его глаза горели, но не торжеством победы — в его взгляде было что-то другое, пока непонятное Лангралю, но он вместе с тем мог поклясться, что тот испытывает нечто похожее на счастье. Из гвардейцев к этому моменту уже никто не мог держаться на ногах.

— Благодарю вас… — прошептал Ланграль, выпрямляясь и прислоняясь затылком к стене. — Я не вправе был… ожидать этого от вас.

— Вот как? Почему же?

Молодой человек подошел достаточно близко, чтобы Бенджамен смог разглядеть его серые глаза, сверкающие из-под шляпы, и прикушенную нижнюю губу. Его руки стискивали витую рукоять собственной шпаги.

— Разве беспощадные помогают людям без явной на то причины?

— Я не… — молодой человек прижал руки к груди. — А впрочем…

Интересная получалась сцена — восходящая все выше луна заливала площадь белым светом, бросая отблески на лицо Ланграля, от которого и так отхлынула вся кровь. Лицо его спасителя скрывалось в тени шляпы, и он намеренно держался так, чтобы не попасть под лунный луч. Но чем дальше Ланграль смотрел на него, тем более странным он ему казался. Он странно держал шпагу. Он странно разговаривал и странно двигался, подчеркнуто грациозно и совсем по-другому. Или это человек из далекой страны, может даже, с противоположной стороны Внутреннего Океана? Но он слишком чисто, совсем без акцента говорит по-круахански. Но этот наклон головы, эта манера эффектно подбочениваться, словно работая на публику — ни один из знакомых Лангралю мужчин не вел себя так.

Ему было слишком плохо, чтобы он мог додумать до конца свою мысль. Он мог просто смотреть и отмечать очевидное.

Молодой человек сам прервал затянувшееся молчание. Он коротко вздохнул и резким движением сорвал шляпу. От этого движения он невольно вышел из темноты на освещенное луной пространство. Из под шляпы высыпались закрученные в тугой узел рыжие волосы, они подпрыгнули на плечах, радуясь освобождению. Несколько мгновений Ланграль с недоумением смотрел на переполненное каким-то веселым отчаянием лицо девушки, которую он сегодня днем видел в трактире. Она закусила губу, и в ее блестящих глазах, серо-зеленых под светом луны, светилась непонятная тоска, но она пыталась улыбаться, скрывая свое смущение.