Южная роза (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 56

              -Будьте осторожны, синьорина Миранди, с непривычки этот воздух очень пьянит, - сказал ей Форстер, когда они стояли на вершине перевала разглядывая Малый Волхард – изумительной красоты долину с небольшим озером центре.

              Дикие пионы, анемоны, купальницы и водосбор вплетались в травы, и казалось, вся долина - дорогой шёлковый платок, небрежно наброшенный на плечи этих могучих гор, или, быть может, драгоценная оправа для прозрачного сапфира озера...

              Габриэль приложила руку ко лбу и посмотрела вдаль: на противоположной стороне бродили многочисленные стада овец, а чуть выше начинался лес.

              -Пьянит? О, ерунда, мессир Форстер, «это же что-то вроде южного пунша», не так ли? Как же! Я помню! – ответила она с усмешкой. – Я тоже ничего не забываю!

              Она бросила на него короткий взгляд через плечо.

              -Хоть в чём-то у нас с вами единодушие, синьорина Миранди, - улыбнулся Форстер. – Надеюсь, вы не устали, потому что вам предстоит посчитать всех тех овец.

              Он махнул рукой на противоположную сторону озера.

              Овцы оказались милыми. И, наверное, они бы и остались милыми, если бы их не было так много. Поначалу Габриэль думала, что задача эта лёгкая, ведь с математикой у неё не было никаких проблем. Но потом поняла, что в деле подсчёта овец важно не столько умение считать, сколько умение владеть кнутом, длинной палкой и крепким словом. После десятой овцы всё бестолковое стадо смешалось у неё перед глазами, животные липли друг к другу, шли то в одну строну, то в другую, то крутились на месте, путая все подсчёты и ещё постоянно блеяли.

              Зато Йоста и Ханна управлялись с ними мастерски, отделяя их палкой и кнутом небольшими группами, а собаки помогали отгонять их в сторону. Ханна держала на одном колене папку с листами бумаги, прихваченными сверху тесьмой, чтобы не улетели, а карандаш болтался у неё на шее на длинном шнурке. И видя, как она одной рукой управляет лошадью и держит бумагу, а другой орудует длинной палкой, да ещё при этом посвистывает, подавая команды собакам, Габриэль поняла - да ей всю жизнь нужно будет провести в этом седле, чтобы научиться такому! И в каком-то смысле она даже прониклась уважением к этой мрачной суровой женщине.

              -Ну и как ваши успехи, синьорина Миранди? Что-то у вас невесёлый вид, - спросил Форстер, явно подтрунивая над её растерянностью.

              -О, мессир Форстер, у меня на счету целых двадцать четыре овцы! – воскликнула она. – Но я очень надеюсь на то, что слухи о вашем богатстве сильно преувеличены, и мои шансы пересчитать их к концу этого лета не такие уж и маленькие.

              Форстер рассмеялся, и добавил, чуть наклонившись к ней:

              -Мне импонирует ваш оптимизм, Элья. Я понял, что просто так вы не сдадитесь. И ваше упрямство чем-то сродни моему.

              -Вы снова путаете, мессир Форстер, на этот раз целеустремлённость и упрямство. Первое похвально, а второе… но не стоит об этом, - ответила она лукаво, - так вот, ваше упрямство, мессир Форстер… не будем говорить чему он сродни, но уж точно не моей целеустремлённости.

              -Так я, по-вашему, упрям как баран? – он прищурился, едва сдерживая смех.

              -Ну, это же не я спорила с синьором Грассо на ящик вина о… вы знаете о чём, - она метнула на него короткий взгляд.

              -Целеустремлённость ведь от слова «цель», синьорина Миранди? - произнёс Форстер, ничуть не смутившись, и добавил, глядя ей прямо в глаза: - А цель, поверьте мне, того стоила!

              ...Да чтоб он провалился! Зачем он это говорит!

              Кровь снова бросилась ей в лицо, и чтобы скрыть эту неловкость, Габриэль отвернулась к овцам и воскликнула:

              -Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь! Мессир Форстер, вы, наверное, всегда крепко засыпаете после такого занятия!

              -Засыпаю? – спросил он. – Почему?

              -Вы никогда не считали овец, чтобы заснуть? – удивилась Габриэль. – Хотя… теперь понятно почему! А я вот засыпала на двадцать седьмой овце. Никогда бы не подумала, что стану делать это наяву. Надеюсь, я не впаду от этого занятия в летаргию!

              Она отъехала и слышала, как расхохотался Форстер.

              Когда с первым стадом было покончено, они направились вверх по склону горы. Напоследок Форстер поговорил о чём-то с пастухами и нагнал группу всадников чуть позже. Габриэль видела, как Ханна посмотрела на него, словно уловила что-то в его лице, а он ответил на её молчаливый вопрос:

              -Волки. Видели у Трезубца и по ту сторону от реки.

              Ханна кивнула и лишь поправила на плече ружьё.

              Они взбирались выше и выше, и Габриэль почувствовала, как кружится голова и дышать стало труднее, только она всё равно старалась не показывать Форстеру своей усталости. Но наверное, он догадался и так, потому что, махнув остальным, чтобы продолжали путь, остановил Виру, и сказал:

              -Погодите минутку, я хочу вам кое-что показать.

              Он развернул лошадей, и Габриэль увидела долину с высоты. Пока они ехали вверх по склону, она ни разу не обернулась, и сейчас сильно удивилась - перед глазами раскинулась необыкновенная панорама.

              Зажатая между двух хребтов, изумрудная долина с разбросанными каплями озёр, лежала словно в чаше.

              -Это Большой Волхард, это Малый, там Главный дом – видите крышу? А дальше за озером – Эрнино, - Форстер указала в другую сторону, на три заснеженных пика Трамантино Сорелле, - а это сёстры: Анна, Бьянка и Перла…

              Форстер говорил неторопливо, и в его голосе сквозила какая-то теплота и мягкость, а может это была просто гордость и любовь к своей родине. Габриэль внезапно повернулась, и посмотрев ему в лицо, спросила:

              -Почему вы сами объезжаете пастбища? Вы ведь достаточно богаты, чтобы нанять управляющих и не заниматься этим лично? Вы могли бы вести праздную жизнь, такую как ведут столь не любимые вами южане… Жить в столице… Иметь большой дом. Но вы здесь, в этом пастушьем плаще… Скажите, вам ведь это просто нравится, да?

              И кажется, она впервые увидела его настоящее лицо, потому что слишком внезапным был её вопрос, а Форстер не успел скрыть за привычной усмешкой своих истинных мыслей.

              -Только скажите честно, - добавила Габриэль абсолютно серьёзно.

              Он посмотрел ей в глаза, будто пытаясь разгадать, что скрывается за этим вопросом.

              -Я горец, синьорина Миранди. Горец до мозга костей. До самой последней капли крови во мне. Так что да, наверное, мне это нравится, - ответил Форстер, и в голосе его прозвучала гордость за эти слова.

              -Я помню, Натан сказал: «Эти горы у нас в крови»…

              -Натан - мудрый человек.

              -Тогда, простите моё любопытство, - произнесла Габриэль, чуть отпуская повод, и позволяя лошади тянуться за травой, - но как вы оказались в королевской армии и, уж тем более, в Бурдасе? Если все здесь считают южан захватчиками, как вы сами могли присягнуть чужому королю и стать колонизатором? Стать тем, кого ненавидите в южанах? Ведь для Баркирры нет разницы: гроу или туземцы Бурдаса. Южане захватили и тех, и других.

              -Почему вы хотите это знать? – спросил Форстер, вглядываясь в её лицо слишком пристально.

              -Может, я пытаюсь понять причину такой…

              Она сделал паузу, чтобы подобрать слово, но Форстер её опередил.

              -…двуличности? – усмехнулся он криво.

              -Я хотела сказать «такой странной позиции», - усмехнулась в ответ она, - но раз вы сами решили это назвать двуличностью… так что вас подвигло присягнуть королю?

              Форстер посмотрел в сторону Волхарда, по его лицу было понятно, что этот вопрос пробудил в нём какие-то, может быть, не совсем приятные воспоминания, но потом он пожал плечами и ответил с каким-то напускным безразличием: