Киевские ночи (Роман, повести, рассказы) - Журахович Семен Михайлович. Страница 95
— Сопляк! — грохнув стулом, Марат выскочил из комнаты.
Не Толины шутки растревожили его, а странное, неожиданное чувство. Вернуть бы, вернуть вчерашний день!
«А почему, собственно, я должен жалеть? Разве я не прав? Что у меня общего с чуждым элементом? Прочь с дороги! И никаких колебаний».
Три дня тому назад Марат заметил в коридоре редакции девушку, разглядывавшую таблички на дверях. Что- то тревожное и стремительное было в ее фигуре. Казалось, сделай неосторожный жест, и она вспорхнет, как птица. Марат даже замедлил шаг. Но девушка резко встряхнула головой и двинулась ему навстречу. На него глянули строгие и испуганные глаза.
— Скажите, пожалуйста, где принимают объявления?.. В газету…
— Пройдите туда, — Марат показал на дверь бухгалтерии. Его удивил собственный голос, несмелый и тихий. — Вы потеряли документы?
— Нет.
— Может быть, нашли? — Марат пытался улыбнуться. Скованность и непонятная робость, которую он почувствовал под странным взглядом этой девушки, уже начинали его раздражать.
— Нет, не нашла. Но хочу найти.
— Что именно?
— Новое имя и фамилию.
Марата удивила смесь страха и бесшабашности, колебания и решимости, прозвучавшая в ее голосе.
— Как так?..
— Как? Меня зовут Вера. Представляете? Святая, православная вера, — девушка нервно рассмеялась. — А фамилия? Тоже старорежимная, можно сказать — барская…
Она прикусила губу. И снова стала похожа на настороженную птицу.
— Вы здесь работаете?
— Да, я сотрудник редакции, — уже уверенно сказал Марат.
— Как вас зовут? — она опустила голову. — Простите…
— Пожалуйста! Меня зовут Марат. А фамилия Стальной.
Девушка не подымала головы.
— Марат Стальной, — прошептала она. — А я? Вера…
Марат переступил с ноги на ногу. Надо было продолжить разговор, но все слова вдруг выскочили у него из головы.
— Объявления принимает бухгалтер.
— Объявления? — удивилась Вера. — Ах да, объявления… — Она не шевельнулась. — Скажите, можно мне… — Теперь Марат увидел в ее глазах кроме решительности и страха еще и детскую доверчивость. — Можно мне с вами посоветоваться?
— О, конечно, — поспешно ответил Марат.
— Только не здесь…
Марат с той же поспешностью объяснил, что через час он освободится и будет ее ждать возле кинотеатра.
В течение этого часа он думал только об одном — Вера. В ушах звенел ее голос: «Марат Стальной». Он был доволен: это звучит!
Когда он подошел к кинотеатру, Вера внезапно возникла перед ним, и снова им овладела та же растерянность. Не мог выдавить из себя ни слова. Вера была стройная, красивая. В свои двадцать лет Марат мог прийти к единственному выводу: она необыкновенная, изумительная.
Некоторое время шли молча. Вера украдкой оглядела его юнг-штурмовскую форму, кожаную куртку вроде тех, какие носили командармы революции. Ему показалось, что она опять повторила шепотом: «Марат Стальной».
Не знал, о чем Вера хочет с ним советоваться, но сейчас готов был кинуться ради нее в огонь и воду. Надо бы ее успокоить, но проклятые слова! Всегда нетерпеливой гурьбой толпятся на кончике языка. А тут — хоть умри!
Помогла Вера:
— Вы давно работаете в редакции?
— Больше года.
— А раньше?
— На заводе «Металлист»… В литейном. Вы видели когда-нибудь, как из вагранки льется расплавленный металл?
Вера покачала головой:
— Вагранка! Я только в стихах встречала это слово.
Марат уже разорвал сковывавшие его путы; слова полились.
Они медленно шли по улице. Он говорил, время от времени ловя на себе заинтересованный взгляд Веры. Взгляд этот подстегивал Марата. Этой необыкновенной девушке надо было и рассказывать что-нибудь необыкновенное. А в литейном цехе что? Другое дело — Красный Флот. Там его друг, Вадим, служит добровольцем. И сам он пойдет на флот, да только сейчас дел, дел… Кипит борьба! Знаете, что творится на селе? Он рассказывает про селькора Панаса Шульгу. Про свою поездку на село… Тускло мерцает каганец, и звучат горячие комсомольские речи: с рассветом выезд в поле. Уже и утро близко, поспать бы часок или два. Но вдруг крик во тьме. Все выбегают — конюшня горит. И он бежит сквозь темную полтавскую ночь, сжимая в руке наган. За ним — парни и девчата. Где проклятый враг? Настигли, связали…
В эту минуту Марат верил, что все так и было. Ну, может быть, немножко не так, но было. Вера слушала.
— И девушки?
— Да, и девушки, — восторженно подтвердил Марат.
— А помните, есть такое стихотворение о девушке?
Марат покачал головой: нет.
— Я слышала. Сам поэт читал… В Харькове:
Впервые Марат почувствовал, что от стихотворных строчек может сжиматься горло. Может быть, потому, что их читала Вера и голос ее срывался от волнения?
Теперь говорила Вера. Она, оказывается, знала много такого, что Марату и не снилось. Песни, что пели на пароходе киевские комсомольцы, которых следующей ночью «зеленые» сбросили с трипольской кручи в Днепр. Письмо одесской подпольщицы Доры Любарской, написанное за час до расстрела. Вера читала на память это письмо, и Марату казалось, что она сама была в камере смертников. И стихи Василя Чумака, тоже расстрелянного деникинцами, она знала. И о жизни и смерти Жанны Лябурб она говорила с такими подробностями, будто Жанна была ее старшей сестрой.
И теперь Марат шел молча, завороженный ее голосом.
— Сумеем ли мы так жить и умирать? — вдруг спросила Вера. И сама ответила: —Нет!
— У нас тоже есть свои баррикады, — возразил Марат. Он понимал, что должен сказать что-то значительное. Но что? Помедлил и, может быть не совсем кстати, сообщил — А у меня есть дружок. Тоже стихи пишет. Толя Дробот. Я вас познакомлю с ним.
— Дружок или друг?
— Друг! — горячо уверил Марат. — Настоящий друг. Я, знаете… Я могу за него жизнь отдать.
Вера посмотрела ему в глаза.
— Это хорошо, что у вас есть такой друг. А у меня не было и нет друзей.
Марат схватил ее руку, но слова, уже готовые было вырваться, застряли у него в горле под ее недоуменно-испытующим взглядом. Вера медленно освободила руку. Однако жесткие черты ее немного смягчились.
«Странная какая-то, — подумал Марат. — Кто она? Откуда?»
— Пора домой.
Отчужденность и холодок прозвучали в ее голосе.
— Вы хотели о чем-то посоветоваться…
— В другой раз…
Он видел только расширенные темные зрачки.
— Когда? — хрипло спросил Марат.
— Когда-нибудь.
— Нет, завтра! — Марат снова не узнал своего голоса.
Она молчала.
— Ладно, завтра, — сказала погодя.
— Здесь. Хорошо?
Вера оглянулась. Они стояли в березовой рощице, сквозь тонкие ветви молодых деревьев светились окна домов.
— Ладно, — повторила она и протянула руку.
Марат крепко сжал шершавые пальцы.
— Только не провожайте меня.
Вера повернулась и ушла. Он смотрел ей вслед. Такой встречи у него еще не бывало. Удивительная девушка!
Даже если б он проводил ее до самого дома, то не решился бы поцеловать, как иногда украдкой целовал на прощанье других девчат, а они делали вид, что сердятся и обижаются. Но чего стоят те поцелуи перед одним лишь прикосновением Вериной руки!
Он познакомит с ней Толю, и бедняга поэт исчахнет от лютой зависти. Сколько стихов она знает! Да что стихи! Какие мысли в этой голове! Эх, Толя, Толя…
Марат шел по дорожке и, широко раскинув руки, гладил березовые косы, которые мягко изгибались и теплыми ручейками бежали меж пальцев.