Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 45

«Ты порадуешь меня, сестрёнка?»

Свиток выпал из женских рук и упал на пол. Иллиам медленно села на ложе. Она не испытывала гнева, слёзы не слепили её глаз. Те оставались абсолютно сухи. Но эльфийка вдруг как-то сама сжалась, плотнее кутаясь в шерстяную пелерину. Всё стало не важно. Ни новости о Квинте, ни известная всем и вся тайна венценосной её подруги, ни неизвестное слово «демэльф» со всем чёртовым тёмным миром. Даже патрицианка Лукреция не вызывала мстительного желания убить смертную. Апатия завладела Иллиам. Ей стало привычно холодно, как и раньше. Как было всегда, кроме последних несколько дней, ибо отпустивший её мнимой заботой Алистара Кемпбелла лёд, благословенным ознобом пробежавшись по членам, вновь воцарился в отравленном ядом измены сердце. Так было легче…

Даллас и не только.

Кроткая капля утренней росы, расположившись по центру берёзового листа, оказалась на удивление везучей, ведь она поймала солнечный луч и засияла искрами бурного восторга. Она так восхитительно сверкала, так переливалась разноцветными бликами света, с такой гордостью хвасталась перед менее удачными близнецами, что те медленно потянулись к ней, перекатываясь по нежному глянцу зелёного листа, соединяясь в одну большую, увесистую каплю. В конце концов, проснувшемуся в добром расположении духа ветру, наблюдавшему за этим световым представлением, приспичило порезвиться, и прежде, чем разгуляться по необъятным просторам Каледонии, он тронул берёзовый лист…

— Проклятье! — выругался Даллас. Холодная влага упала ему как раз между глаз, он поёжился. Наконец, приоткрыв один глаз, недовольно проворчал: — Радует, что бессмертный, иначе давно сгнил бы в этом болоте.

При всей своей любви к Каледонии, демон не терпел сырости, а недельное пребывание на свежем воздухе без пышных форм и заботы его несравненной Гретхен существенно портило Далласу настроение. Даже угроза вожака содрать с демона шкуру в случае недогляда за сыном не казалась здесь, в этом проклятом людьми месте, убедительной.

То, что прокляли, об этом он сам слышал, наблюдая, как две заплутавшие старухи, злобно брюзжа, выбирались из болота, призывая огненную геенну на голову подлой ведьме, повинной во всех их злоключениях. Признаться, Даллас едва удержался, чтобы самому не заткнуть этим мегерам их поганые рты болотной тиной, ибо одобрял выбор младшего Мактавеша.

Девица была хороша. Ладная внешне и дельная в хозяйстве. А глазища-то какие! Таких у смертных и не встретишь. Ну так что с того, что ведьма? Ведьма-то нелюдю в самый раз, главное, что она его цепляет, раз к ней припёрся, а там, чем чёрт не шутит, авось их парень оттает и поскорей с зазнобой в Данноттар подастся.

«Их парень… — Даллас усмехнулся, покачав головой. Не имея собственного потомства, но наблюдая за Квинтом, он уже попривык к мысли, что юный демон не только сын вожака. — Он часть их стаи, новая составляющая, связывающая прошлое с будущим. А, чёрт его знает, вдруг наплодит со своей ведьмой мелких Мактавешей?! А ежели ещё и вожак постарается, кто знает, может быть… это и есть прощение?»

Даллас так размечтался, что даже заёрзал на мокром мху, и только тут, после упавшей ему на лоб второй капли, воин тьмы нахмурился и бросил быстрый взгляд на хижину Алексы.

— Что-то слишком тихо. Не нравится мне это, — пригибаясь к земле, он обошёл поляну, приблизился с той стороны, куда дул ветер и, прячась за широким стволом ели, глубоко втянул воздух. — Девка на месте, а парень-то где? Твою ж мать, неужто прозевал?! Так ушёл, гадёныш! Да как тихо… Вот она, эльфийская кровь! Не хуже матери будет. Дьявол! Фиен меня в бараний рог скрутит, а затем и четвертует при парнях.

Первым порывом было ворваться в хижину, встряхнуть хорошенько ведьму и выпытать, куда исчез демон, но чёткий приказ вожака быть тенью, вмешиваясь только в крайнем случае, вынудил Далласа повременить с радикальными мерами. Энное время потратил тёмный на поиски свежих следов. Когда же нашёл, почувствовав азарт, хищник сорвался в погоню, но очень скоро понял, что не так-то легко выследить Квинта Мактавеша.

— Проклятье! — в который уже раз за сегодняшнее утро выругался Даллас, озадаченно посматривая на бегущий ручей, в котором терялись следы юного демона. — Хочешь-не хочешь, а задумаешься, уж не выдал ли случаем своего присутствия. Такой же хищник, мог меня и почуять. Так ведь и ведьма еще в придачу.

Как нельзя кстати припомнился Далласу недавний эпизод, когда девица, собирая близ хижины ягоды, вроде как невзначай оставила неподалёку кувшин с элем, да пару приличных шматков прожаренного мяса. Даллас тогда едва не подавился слюной, но удержался от соблазна. Жрать-то сырое мясо, да воду пустую хлебать, тут кто хочешь взвоет.

— Вот шельма! — демон скупо рассмеялся. Видать, эта парочка знала, что он поблизости, уж девчонка-то точно, иначе грош ей цена как ведьме. И всё же лучше самому пока поискать. Это уже дело принципа.

Как было бы скучно существовать в мире, где всё идёт своим чередом, где каждый досконально, во всех подробностях знает, как проживёт минуту, час, день. В конце концов, как сложится вся его жизнь, и когда придёт время возлежать на смертном одре.

Мужик сегодня скосит траву вот от той до той черты. Он знает это так же верно, как то, что утренний восход под вечер сменится закатом. Ничто не сможет воспрепятствовать этому, ни зной, ни дождь, ни немощь тела, ибо все придёт в назначенное время, но не сегодня. Баба его аккурат в ночь родит сына Авдия. Тот возмужает, окрепнет и сложит голову пехотинцем в двадцать годков во славу своего господина, так и не породив на свет отпрысков. И, опять же, ничто не изменит этого, мужик твёрдо знает. И баба его знает, и ещё нерождённая дочь, что появится через две зимы, и она-то как раз подарит внуков. И приятелям в таверне, куда мужик заглянет сегодня перед сном, судьба его сына известна. Нет-нет, они не проявят сочувствия, ибо зачем жалеть? Ведь так должно быть, предопределено и предначертано судьбою.

И Великая Матерь Природа со всеми своими стихиями не задержится ни на секунду, совершая бесконечный променад по мирам, а Смерть со спутницей своею неизменной Бедой придут в назначенный час, уверенные, что встретят их как должно, с почтением.

Возможно, в заведомо известном течении жизни есть своя прелесть, ибо предупреждён — значит вооружён, но разве не одеревенеют души прямоходящих, ползающих, плавающих… дышащих, чувствующих, мыслящих?! И разве не в этом сам ад?

Поистине совершенна Вселенная, ибо мудра, а посему породила, пожалуй, самое лучшее свое творение, излюбленное и избалованное дитя — великий господин Случай! Он, нанося ошеломительный удар размеренности и постоянству, не даёт живым расслабиться, порождая эмоции, заставляя действовать во имя выживания, во имя чести, во имя… Каждый сам решает для себя, во имя чего именно, но благодаря Случаю совершаются подвиги, воспеваемые столетиями в былинах и сказаниях, и, в противовес им, самые низменные поступки…

Итак, волей случая, именно тогда, как Даллас в безуспешных поисках Квинта раздумывал, не повернуть ли обратно к хижине и не выпытать ли у ведьмы, где молодой Мактавеш, толпа разъярённых людей с иной стороны леса уже приближалась к поляне.

Отчаяние овладело смертными, превратив в кровожадных зверей. Чума, объявившаяся в близлежащих к лесу поселениях как гром среди ясного неба, разрослась с невероятной скоростью. Чудовищный мор не щадил ни детей, ни взрослых. Безумие охватило несчастных, а страх сковал сердца жестокостью. Ради спасения себя и близких люди сжигали дома ещё живых соседей, к которым болезнь тяжелой дланью уже постучалась в двери. Убитые горем матери рыдали над кострами, пожирающими тела мёртвых детей, обезумевшие отцы требовали мщения, а седовласые старики, что на короткой ноге со своими богами, никакими молитвами и жертвоприношениями не могли вымолить пощады у небесных покровителей. И кому, как не ведьме были адресованы все проклятья несчастных?