Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 59

Солнце клонилось к закату, когда дурная весть пришла в Килхурн, повергнув стаю в озлобленное напряжение. Точнее, не пришла — прискакала одиноким конём старейшины Мельхома, посланного вслед за Иллиам. Каждый понимал, что означает возвращение в крепость коня без всадника.

Мактавеш запрыгнул на Сумрака. По правую руку от него в седле своего скакуна сидел сосредоточенный Кемпбелл. Новости об исчезновении Иллиам, как бы Алистар не скрывал этого, стали для него ударом, взор серых глаз холоднее льда и излишняя замкнутость выдавали, что все мысли советника были обращены к жене.

С левой стороны к Фиену подъехал Даллас, к которому, несмотря ни на что, я испытывала симпатию. В отличие от Фиена я не считала его поступок — вырвать из огненного плена и притащить в замок полумёртвую девушку — неправильным. Согласна, демон упустил Квинта, недосмотрел и потерял, чем провинился перед вожаком, но, положа руку на сердце, приходится признать, наш сын давно уже не юнец и не нуждается в опеке. Да, Гейден прав, мы больше не в легионе. Я больше не его командор и, пожалуй, пора научиться прислушиваться к его желаниям.

Единственной веской причиной, отчего я настаивала на поисках Квинта, было близкое присутствие Кирвонта Доум-Зартрисс. Я не помнила, да и навряд ли знала в том, прошлом мире этого эльфа, но по достоинству оценила его тактику. Он тенью навис над всеми нами и над благополучием всего клана. Действуя исподтишка, оказался трусливым шакалом, а к этим тварям нельзя поворачиваться спиной. Тёмный изучил мою земную жизнь, нашёл слабые стороны и без объявления воины стал наносить болезненные удары. Но, осмелившись посягнуть на мой трон, напасть и разграбить мой Килхурн, выдать сыну тайну его рождения, угрожать нападением на Данноттар и не без помощи Иллиам похитить принадлежащую мне Miriоn ist, он допустил серьёзную оплошность — потерял бдительность, выдав себя с головой. Теперь мы знали противника, а значит, могли с ним бороться.

Дороги советника и вождя клана у ворот крепости разделились. Целью Алистара, сопровождаемого Фидахом и несколькими воинами тьмы, были поиски пропавшей Cаm Veryа, а вместе с ней священной книги королей. Его путь лежал на юго-восток, где между холмов и речушек, у самого Адрианова вала затерялась неприметная усадьба, служившая брату Иллиам убежищем.

Вождь Каледонии, увозя с собою моё сердце, отправлялся вместе с Далласом к сожжённой хижине Алексы в надежде, что Квинт вернётся туда. Я смотрела ему вслед, на его широкую, прямую спину, на развевающиеся от лёгкого ветра длинные волосы в лучах заходящего солнца, и понимала, что боюсь.

Боюсь за него, за себя, боюсь за нашего сына и пугающей неизвестности, которую принёс на каледонскую землю ненавистный Доум-Зартрисс. Но больше всего мне страшно потерять собственного мужа, ибо я больше не представляла себя без него.

— Мактавеш?! — инкуб остановил коня и обернулся. — Не вернёшься — ад для тебя станет раем! — крикнула я через двор и, лишь бы не видеть этой дьявольски самодовольной усмешки, от которой перехватывает дух, хочется послать всё к чертям и бежать за ним, чтобы настаивать, требовать, вымолить согласие ехать с ним, я сама отвернулась и торопливо направилась ко входу в здание, где уже кипели работы по восстановлению зала. Инкуб прекрасно всё понял, и послал мне вдогонку ласкающий, по — мужски хриплый смех:

— И не надейся, чертовка! Я не успокоюсь, пока не получу сполна за бочки!

Не оглядываясь, в знак согласия я подняла большой палец вверх.

Я улыбалась…

Эта ночь без Фиена для меня стала бессонной и тяжёлой. В постоянной тревоге за тех, кто накануне покинул крепость, я провела её у ложа Алексы, заменив Кейтрайону.

Узнав, что именно она мать юного Вэриана, я рассказала ей о храбром поступке мальчика, и мы быстро нашли общий язык. Неулыбчивое лицо женщины засветилось счастьем и гордостью. Сетуя лишь о том, что истосковалась по своему чаду, она вдруг разоткровенничалась и пустилась в воспоминания о шалостях и проказах парнишки. Заверив, что Вэриан у вождя на отличном счету, и за мальчонкой в Данноттаре должный присмотр, я отпустила уставшую Кейтрайону отдыхать, обращаясь мыслями к собственному сыну.

Неплохо владея навыками отнимать жизни, я почти ничего не знала об искусстве исцеления людей. Все мои познания сводились к боевым ранениям легионеров. Я имела представление, что сломанные кости нужно вправить и зафиксировать, кровь — остановить, а рану прижечь и заштопать, хотя сама никогда не практиковала. Всё! На этом мои скудные сведения о врачевании смертных заканчивались, и что делать с бесчувственной девушкой, телесный покров которой хоть и был изрядно помят, но оставался цел, неизвестно. Она ни разу не открыла глаз, не пошевелилась, дыхание её становилось всё более хриплым и слабым. Алекса, спасшая жизнь моему сыну, угасала у меня на глазах, а я ничем не могла ей помочь. Ощущая полнейшую беспомощность, я теряла надежду на её спасение.

Под утро в палату вошёл Кезон:

— Командор, иди к себе, тебе поспать бы… Я с ней посижу.

— Нет, солдат, что-то не хочется, — отвернулась я к окну, только бы не видел моего отчаяния. — Она умирает, Кезон?

— Да, моя госпожа. Эта девочка больше не в силах бороться.

— Квинт меня не простит, — собственный голос казался мне мёртвым.

— Он должен понять, что даже ты, командор, не всесильна.

— Не простит…

Алекса умерла днём. Перед самой кончиной она открыла глаза, молча прощаясь с этим миром, и я впервые увидела, какие они невероятно фиалковые.

— Ты должна остаться, девочка! Ради Квинта, — просила я, уверенная, что её кончина для сына станет страшной трагедией.

— Я вернусь… Обогну свои камни и вернусь к воину. Вы ему передайте… Позаботьтесь… — она задохнулась болезненным кашлем, сделала глубокий, свистящий вдох, мёртвое её тело обмякло.

Глава 18. ПАЛАЧ

Квинт.

Я досадливо посмотрел на дело рук своих и смачно выругался, сгоряча саданув по чурбану топориком, выменянным недавно в пиктской деревушке на медвежью шкуру. Полено жалобно скрипнуло и раскололось на две части.

Моему честолюбию был нанесён чёртов урон. Идея самому построить для Алексы дом, казавшаяся до простого гениальной, посмеявшись над своим создателем, приказывала долго жить. Казалось, куда проще — бери-хватай, да сучья стёсывай, но поздно я прозрел, что не такая простая это задачка — деревянный дом соорудить, а плотник из меня выходил дерьмовый.

— Да, дружище, руки бы тебе оторвать за такую работёнку, — тоскливо простонал я, представив, как посмеялась бы ведьма над горе-строителем, увидев эти щели размером с кулак. Если так дальше дело пойдёт, не скоро пройдёт новоселье. Зима не за горами, а хижина совсем ветхая. Я сомневался, что смогу осесть на одном месте, но даже если так, пусть у нимфы будет крепкое и надёжное жилище, куда бы я смог возвращаться.

Влюблён ли? Наверно, да, раз стал задаваться таким вопросом. С Алексой хорошо. Да, нет же, дьявол! С ней чертовски хорошо! Я пришёл к ней за исцеляющим беспамятством, и не ошибся. Присутствие ведьмы действовало умиротворяюще на зверя, я забывал о матери и о всей моей дерьмовой семейке. Быть может, я тороплюсь, так как срок недолгий, но до сих пор Алекса не успела мне надоесть. Не по возрасту самодостаточная, она никогда не скучала. Интуитивно чувствуя, когда лучше оставить меня одного, ведьма всегда находила себе какое-то занятие. Пока я тупо пялился в одну точку, перебирал затуманенные памятью лица погибших в сражениях друзей, моя нимфа ненасытно глотала эту жизнь. Она бродила по лесу в поисках каких-то только ей одной известных сокровищ, разговаривала с деревьями, будто со старинными приятелями, и я с ревностью наблюдал, как те отвечали ей шелестом листвы. Деловито готовила необычайно вкусное рагу из зайчатины, аромат которого смешивался с запахом разгорячённого трудом и жаром печи девичьего тела, а затем восседала на старенькой, засаленной временем скамье и, постукивая указательным пальцем по нижней губе, скрупулёзно изучала неизвестно откуда взявшиеся у неё таинственные манускрипты. Это занятие её так увлекало, что я начинал злиться. Тогда я хватал её в охапку, заваливал на злополучную койку, которая не раз и не два уже подвергалась починке, и стаскивал с моей ведьмы всё то барахло, которое прятало под собой не по-девичьи зрелое тело. Как царицу пахучего волшебством королевства, я отвоёвывал её у бесчисленного множества берестяных бураков и глиняных горшочков, деревянных плошек и плетённых корзинок, засохших вязанок трав и рукописных пергаментных книг, и она не сопротивлялась — призывно улыбаясь, охотно признавала свою капитуляцию. В сексе Алекса была несравнима с другими, ибо, сделав её женщиной, как оказалось, я нашёл неисчерпаемый кладезь эротизма. Присущая нимфе естественность и неуёмное любопытство уничтожали любую мою сдержанность. У меня попросту сносило «крышу», и я безвозвратно терял над собой контроль, напрочь забывая, что тело смертной не столь выносливо, как хотелось бы. Вспоминал об этом лишь тогда, когда гортанные её стоны переходили в жалобные крики. Однако, чёрта с два это останавливало ведьму! Чёрта с два!..