Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 65

Парадокс, но либо фантазия жестоких друидов себя исчерпала, либо Кирвонт оказался излишне беспечен, только дальнейшее продвижение советника стало беспрепятственным. Настораживающе беспрепятственным, потому как, сколько бы Алистар ни шёл, конца и края не видел туннелю. Сколько бы ни прислушивался, пытаясь уловить живые голоса, подземелье отвечало ему давящей тишиной. Смятение нарастало в нём. Тревожным молотом оно билось в мозгу советника, швыряясь упрёками в излишней самоуверенности и заставляя сожалеть, что избавился от Фидаха, когда аргументов принудить того вместе отправиться в подземелье, не дожидаясь Мактавеша, было предостаточно.

По натуре прагматик, Алистар хорошо знал цену сомнениям. Времени, чтобы вернуться и начать всё сызнова, исследуя остальные проходы подземелья, не было. Предпочитая бесцельному самобичеванию действие, советник ускорил шаг. Быть может, потому, испробовав на незваном путнике всевозможные сдерживающие барьеры — страх одиночества, угрозу жизни, колеблющие душу сомнения, священное подземелье друидов наконец оставило безуспешные попытки поубавить решимости эльфа и, расступаясь перед ним всё более расширяющимися сводами, стало приоткрывать свои тайны. Проход шаг от шага становился просторнее. Неподвижный воздух, стремясь стряхнуть с себя вековую затхлость, очиститься от дремотной плесневелой сырости, вдруг ожил, встрепенулся и прохладным, свежим дуновением поторопился за Кемпбеллом.

Вполне может статься, в эльфе проснулось чутьё тёмного охотника, либо мощная эльфийская интуиция напомнила о себе, только всего его вдруг охватила внутренняя уверенность, что именно здесь прошествовала своими изящными ножками его супруга в компании Кирвонта Доум-Зартрисса.

— Где же ты, Cаm Veryа? Ты не смела так просто уйти… Не имела права! — зло процедил Алистар. Он отказывался верить, что всё кончено. Шёл за впереди плывущим шаром света, таким же одиноким, как его создатель, вылавливал из темноты чёрные прямоугольники ниш, заполненные человеческими останками, отстранённо задаваясь вопросом, зачем они тут, и кто были эти люди, раз жрецы не предали их огню, осознавал, что Кирвонт и Cаm Veryа наверняка уже перешли портал, который, располагаясь в любом месте подземелья, за ними мог безвозвратно исчезнуть, и отказывался верить в то, что всё непоправимо кончено.

Он никак не мог понять причин этого отрицания. Почему не отступится и не повернёт назад, признав поражение, пока память, перебирая всю его недолгую супружескую жизнь, вдруг не выцепила ночь, проведённую с Иллиам в гостевом домике резиденции Вортигерна. Нет, не ту единственную, когда на брачном ложе сплелись их нетерпеливые тела, хотя он слишком часто вспоминал о ней. Но то была страсть, а она, как известно, весьма скоротечна и вводит в заблуждение.

Нет, сейчас советник вернулся к той ночи, в которой, поминутно бросая в него словесные шпильки и склонив над его торсом голову, Иллиам неуклюже корпела над его царапинами. Тогда он ей сказал, что сам не обидит и никогда не позволит другим, а она была настолько удивлена его обещанием, что ненадолго позволила увидеть себя настоящую. Да, сейчас он готов в этом клясться, в ту ночь на какой-то момент Иллиам перестала играть роль циничной стервы, и между ними возникло взаимопонимание. Чёрт, он до сих пор считает, и это была одна из лучших их совместных ночей, помимо той, конечно, самой памятной…

Алистар поймал себя на том, что стоит и невольно улыбается. Воспоминание увлекло его, а между тем в спину дуло сильней обычного. Советник медленно обернулся и приложил к стене руку.

— Сквозит. Стена полая, — пробормотал он, вернув магический шар обратно. В его неярком свете Кемпбелл смог убедиться, что обнаружил дверь, замаскированную под каменную кладку. Он надавил на неё, но та не поддавалась. Эльф принялся методично исследовать камни, уверенный, один из них должен быть механизмом, открывающим таинственную дверь. Алистар запрещал себе волнение, запрещал учащённое сердцебиение, он походил на исследователя, который желает добраться до истины, но вместе с тем советник недовольно замечал, что руки его непривычно дрожат, а во рту неприятно пересохло от возбуждения.

— Ну же, помогите мне! — привыкший всегда полагаться исключительно на собственные силы и смекалку, эльф раздражённо воззвал к помощи сам не зная кого. — Давай же! Какой-то обязан сработать…

Раздавшийся щелчок оказался чрезмерно громким. Многотонная дверь, поднимая в воздух пыль, с грохотом стала медленно выдвигаться вперёд, пока не замерла, будто на это понадобились все её старушечьи силы. Непроницаемой темнотой неизвестность воззрилась на Алистара, предлагая сделать выбор — войти или отступиться. На какую-то долю минуты советник вдруг заколебался, со всей ясностью понимая, что, войдя в этот каменный склеп, он уже никогда не останется прежним. К лучшему или наоборот, утеряет или приобретёт, но что-то изменится для него безвозвратно. Алистар шагнул внутрь…

Иллиам терпела. Стоя на коленях, белокурая красавица молча терпела насильника, который, наступив ногой ей на голову, вдалбливал в её зад свой омерзительный отросток, который твердел-то только после побоев и издевательств над самкой. Ей было больно. Очень. Боль хлестала по всему телу, драла по нервам, просачивалась в вены и билась в мозгу, но ради собственного спасения, кусая в кровь губы, Иллиам топила её в глотке. Она знала, подонок желает слышать её надрывные крики, мольбы о пощаде, видеть её страх и отчаяние, и, как в детстве, горячие слёзы, стекающие по щекам. Обойдётся. Пусть довольствуется её покорностью и аурой боли, которую, как бы ни старалась, она не в силах скрыть. Пусть лучше так, чем почувствует её ненависть и отвращение.

Ей приходилось улыбаться, соглашаться, уступать, подставляться под удары насильника, и весь этот тошнотворный кошмар продолжался не один час. Иногда женщине казалось, она больше не выдержит, терпение иссякнет, и от безропотной, покладистой «сестрёнки» не останется и следа. Тогда захлёбывающаяся яростью Cаm Veryа вырвется наконец на свободу и в исступлении растерзает подонка. Наср*ть на гадливую лужу ненавистной крови. Сейчас она с радостью умоется ею, лишь бы навсегда избавиться от Кирвонта Доум-Зартрисса. Его короткий, глухой, но полный злорадства смех, урывками доходящий до затуманенного болью сознания Иллиам, походил на хохот сумасшедшего. Его омерзительные руки, бесцеремонно завладевшие её телом, жёстко вонзались в белую кожу, оставляя грубые раны на женской плоти и уродливые рубцы на душе. Его смрад, этот едкий, отталкивающий запах пота, которым пропитался весь воздух, забрался ей в ноздри, уши, забился в поры тела, вызывая позывы к рвоте при каждом вдохе. Иллиам проклинала этот день и себя за то, что терпела ублюдка, позволяя делать с ней всё, что желал.

Наконец, через несколько особенно болезненных для женщины минут запал одноглазого иссяк. Молча кончив в неё, он довольно грубо отпихнул эльфийку, натянул штаны и, удовлетворённо осклабившись, развалился в кресле. Обнажённая блондинка лежала перед ним на полу. Лицо её скрывали волосы, но изгибы беломраморного и слегка помятого тела, как предпочитал называть тёмный кровоподтёки и ссадины на спине, бёдрах и ягодицах эльфийки, приятно тешили Кирвонту единственный глаз.

— А ты похорошела, Илли, — задумчиво произнёс Кирвонт. Не желая лишать себя удовольствия наслаждаться видом павшей к его ногам дряни, он протянул руку к рядом стоящей стойке, наощупь удостоверился, что Miriоn ist лежит здесь же, и подхватил кубок с вином. — Мне нравится то, что я вижу. Расцвела, тело стало сочным, тебя стало намного приятней иметь, особенно в зад, — глумился он. — А ну, взгляни на меня!

Иллиам повиновалась. Убрав с лица волосы, она тяжело приподняла голову от пола. Заледенелые голубые глаза отрешённо воззрились в ненавистное лицо названного брата. Кирвонт подался вперед, губы его растянулись в тонкую линию, прежде чем мертвенный, скрипучий голос изрёк:

— Я бы мог заработать на тебе, сестрёнка, целое состояние. Редкостная красота для особых ценителей.