Рисунок по памяти (СИ) - Воробьёва Татьяна. Страница 71

— Ага, и волшебная палочка в заднице, — фыркнул он.

Хадижа нервно посмотрела на тикающие часы на стене: стрелки приближались к шести, а это значит, ее не было всю ночь. Девушке было сложно представить, что и сейчас думает Зейн. Какие морги и больницы обзванивает, но главным было даже не это.

Чтобы их выпустили, хотя бы под залог, нужно уплатить штраф. А значит, она должна позвонить. Девушка взглянула в сторону друзей: было мучительно думать, что они подумают, когда правда вскроется, мучительно думать, что скажет Зейн после этой ночи, после всего что она натворила. Хадижа облокотилась на холодную стену и закрыла глаза.

«Заигралась, девочка, пора платить по счетам».

— Слушай, Оди, может того, позвоним твоим предкам? — услышала Хадижа вопрос Луи и распахнула глаза, с интересом посмотрев на подругу.

Одетта поморщилась:

— Не вариант, мой папочка скорей сгноит меня в этой дыре, чем потратить хоть су на свою непутевую дочь. А если и соизволит, то только меня одну, — она обвила взглядом друзей.

Хадижа вздохнула, снова прислоняясь к стене. Видимо, все-таки придется звонить Зейну. Она уже встала с лавочки, чтобы подойти к жандарму и попросить позвонить, как голос полицейского входящего в кабинет, где была их камера, остановил ее:

— Заходите, месье Шафир, ваша жена тут.

Двадцать пятая глава

Зейн смотрел на Хадижу, стоящую посреди довольно большой камеры; одетая по-европейски непривычно и ярко-накрашенная, она едва походила на себя. Он видел, как она невольно отступила назад, видимо, заметив его взгляд. Мужчина и сам точно не знал, что хочет сделать сильнее: как следует ее встряхнуть, спросив: «Какого черта происходит?», или прижать к себе, с облегчением понимая, что она в порядке.

Полицейский открыл дверь камеры со скрежетом, царапающим слух.

— Мадам Рашид, выходите, вы свободны, — обратился он к Хадиже.

Девушка же растерянно оглядывалась по сторонам, словно до неё не доходил смысл сказанного.

— Хадижа? — позвал девушку сам Зейн.

Она вздрогнула, посмотрев на него и резко выдохнув, шагнула в его сторону. Все эти длинные секунды она взглядом изучала его костюм, боясь взглянуть в лицо.

— Я…

— Разговор подождет до дома, — перебил ее Зейн.

Хадижа отрицательно замотала головой, наконец, взглянув в его глаза:

— Я хотела попросить, — она замолчала, подбирая слова, и быстро оглянулась на Жака, Оди и Луи, сидевших чуть ли не с открытыми от удивления ртами, — Заплати, пожалуйста залог и за моих друзей.

Зейн посмотрел на троих молодых людей, сидящих на лавочке и не отрываясь наблюдавших за ним и Хадижей, с выражением крайнего удивления на лицах.

Мужчина устало вздохнул, спорить не хотелось, и снова подошел к жандарму, отсчитав нужную сумму.

— Выходите, — скомандовал тот остальным.

Луи, Одетта и Жаку второй раз повторять было не нужно. Они выскочили из камеры, стараясь не смотреть на Зейна с Хадижей, быстро буркнули «спасибо», словно боясь, что неожиданный «муж» изменит своё решение, и поспешили на выход.

Хадижа вздохнув, поджала губы, не представляя, как сможет объяснить им свой обман, а потом перевела взгляд на мужа. Серьезный, задумчивый, холодный взгляд Зейна заставил её почувствовать, что тюремная камера уже не такое негостеприимное место, но выбора у нее, как всегда, нет. Судорожно сжимая края курточки, Хадижа быстрым шагом направилась к выходу.

Абсолютное молчание, нарушаемое только негромкой мелодией радио, доносящейся из аудиосистемы, да звуком мотора автомобиля, давило на уши. Хадижа смотрела в окно, пытаясь найти слова, чтобы объясниться. Оправдаться? А почему она должна оправдываться? Она повеселилась с друзьями, прогуляла всю ночь. Проветрилась. Пробралась на охраняемую территорию, попала в тюрьму. Да, это уже выходило за границы невинной шалости.

Голова начинала болеть, а в горле пересохло настолько, что казалось слюны во рту просто не осталось. «Чтобы я ещё раз взяла какую-то гадость у Луи», — фыркнула про себя Хадижа, ощущая, как головная боль становится всё сильнее.

Она откинулась на спинку сидения и закрыла глаза, как ей показалось лишь на минуту, но машина вдруг остановилась, и девушка уже хотела встревоженно спросить «что случилось?», как увидела, что они уже приехали домой.

Зейн вышел из автомобиля первый и, обойдя его, распахнул дверцу перед Хадижей. Оставаться в салоне не было смысла, так что девушка, глубоко вздохнув, вышла из машины и направилась к дому.

Она остановилась в гостиной, борясь с трусливым желанием бегом подняться по ступенькам и закрыться в своей спальне. Зейн вошел следом и кивнул в сторону кабинета, не удостоив приветствием слуг, вышедших навстречу. Хадижа прошла в кабинет, что в основе своей оставался всё таким же, каким он был и до их переезда, — лишь некоторые детали исконно восточного убранства: лампады, подушки, разнообразные мелочи, что невольно указывают на предпочтения хозяина и придают даже такому холодному и официальному помещению, как кабинет, индивидуальность и уют, — говорили о том, что это владение Зейна. Взгляд Хадижи наткнулся на портрет в простой раме, её рисунок, подаренный на том злосчастном празднике.

Значит, он все же не оставил его в Рио. От этого открытия приятно зашлось сердце, и девушка улыбнулась.

— Так что это было? — вопрос Зейна прозвучал за спиной.

Хадижа обернулась. Мужчина стоял у двери, словно отрезая ей любую попытку выйти из кабинета, не завершив разговор.

— Ребята решили пойти в клуб и пригласили меня, — пожав плечами ответила девушка, ища глазами графин с водой: засуха, как и головная боль, становились нестерпимыми, и говорить было сложно.

Обнаружив графин и пару стаканов на небольшом столике перед диваном, Хадижа чуть ли не бегом направилась туда. Осушив два стакана залпом, девушка облегченно выдохнула и повернулась к мужу. Зейн стал ещё мрачнее, и голосе послышались металлические нотки:

— Что принимала?

— Я?

— Хадижа, ты сейчас пила так, словно целый день провела в пустыне, а твои зрачки практически сравнимы с радужкой, поэтому не говори, что ничего. Поверь, я видел достаточно людей, которые что-то употребляли, и их судьба зачастую печальна.

Хадижа неуклюже съежилась, смотря на него исподлобья:

— Какая-то зеленая таблетка с силуэтом птички. Больше ничего. И, поверь, я знаю, что наркотики — это плохо и никуда не ведут. Мне сейчас так… что пробовать что-то еще нет никакого желания, — уверила его девушка.

— Тогда зачем? — продолжал расспрашивать Зейн.

— Не знаю? — покачала головой Хадижа, садясь на диван, — Просто попыталась убежать от всего и от всех, а особенно, от прошлого, которого я не помню.

— А эта история с каруселью?

— Захотелось покататься. Было весело, — не смогла сдержать улыбку Хадижа, снова ощутив по телу дрожь от совершения чего-то запретного.

Казалась эта её улыбка стала последней каплей в чаше терпения, что помогала Зейну оставаться спокойным.

— Ты считаешь это все веселым?! А ты знаешь, что сказал бы твой отец, вся твоя семья, если бы они узнали об этом?!

Хадижа вздрогнула, распахнутыми глазами взглянув на мужа. Пожалуй, это был первый раз, когда Зейн повышал голос при ней вообще, а на неё в частности.

— Наверное, прокляли и выгнали бы прочь, как и мою мать, — чётко отчеканив каждое слово, ответила она, теперь заставив вздрогнуть его.

— Хадижа…

— Не надо, — перебила Зейна девушка, — Я давно поняла, что моей семье нужна другая я. Сиди дома, рожай детей, готовь баранину, да молись. А если мне плевать?! Если передо мной целый мир, я не собираюсь становится другой! Не собираюсь играть роль! Всё, хватит! Надоело! — Хадижа вскочила с дивана, — Хочешь разводиться?! Вперёд! Я никого не неволю… я не просила! Просто, — девушка выдохнула, опустив взгляд, и продолжила уже тише, — Я не хотела делать им больно, не хотела, чтобы им было плохо… из-за меня.

— Хадижа, прости, — шагнул в ее сторону Зейн, — Просто я испугался, подумал, что с тобой что-то случилось. Ты не отвечала на звонки, пока мне не отзвонились, я думал…