Ловцы желаний - Сельдемешев Михаил. Страница 46

— У меня его нет.

— А где же он? — Радкевич сразу перестал перекладывать образцы.

— У одного хорошего человека, — я снова глянул на восток. — Камню уготована лучшая судьба. Не придется ему до скончания веков пролежать заколоченным в архивном ящике.

— Быть может, он мог находиться под стеклом, украшать какой-нибудь стенд нашей академии, — обиженно произнес Радкевич.

— Да вы что? Его бы оттуда вмиг умыкнули.

— Так нельзя, Николай, — продолжал негодовать Радкевич. — Распорядились, словно ваше имущество. При всем уважении, весьма нехороший поступок.

— Зря этот камень достали, — неожиданно раздался голос Азамата, услышавшего наш разговор.

— Зря отдали, — поправил его Радкевич.

— Вытащили из земли зря, — настаивал Азамат. — Подземных духов разозлили.

— А, что с вами говорить! — Радкевич махнул рукой.

Оставшиеся минералы он отбирал, сохраняя гробовое молчание. Я же совершенно не чувствовал угрызений совести и волновался лишь об одном. Казалось, что до наступления сумерек прошла целая вечность.

Я в одиночестве сидел у костра, когда подошел Азамат и молча сел рядом.

— Она не придет, — произнес он через некоторое время.

— Благодарю тебя, Азамат, это как раз те необходимые слова, что я хотел услышать.

— Я хотел сказать, что сегодня не придет — уже темно. — Его глаза впервые видели такого Алфимова, и Азамата это озадачивало.

— Ты знаешь, как я поступлю, — вымолвил я.

Но он не был уверен, что знает:

— Как?

— Я обещал дождаться.

— Молодец. — Непонятно было — прозвучала в голосе Азамата ирония или нет. — Радкевич знает?

— Узнает. Ты не веришь, что она придет? Ответь честно, — я повернулся к нему, освещаемому отблесками костра.

Азамат отрицательно покачал головой:

— Не знаю. И ты не знаешь. Почему я должен? Мне это все непонятно, у нас по-другому.

— Хорошо вам, — я тяжело вздохнул.

— Я пошел, надо и тебе отдохнуть, — сказал он через некоторое время, вставая.

— Позже, сейчас не засну все равно.

Азамат ушел, а я просидел до самой полуночи, смотрел на догорающий костер, пока угли совершенно не слились с темнотой. А потом отправился спать, утешая себя мыслью, что в запасе еще есть завтрашний день. Завтра я либо дождусь ее, либо сам отправлюсь за ней. На душе было скверно, как никогда.

На следующее утро почти все было готово к отходу. Оставался нерешенным один вопрос: мы не израсходовали почти целый ящик взрывчатки. Сюда мы доставили ее на лошадях, а обратно пришлось бы тащить ее своим ходом. Желающих совершить сей подвиг, естественно, не нашлось. А поскольку бросать такой опасный груз было нельзя, решили, что кто-нибудь задержится здесь ненадолго и взорвет все это хозяйство.

Я тут же вызвался, пообещав, что мы с Азаматом провернем это дело. Кому же, как не нам, этим еще заниматься? Азамат, видя мое взвинченное состояние, возразить не решился.

— Ну ладно, ты тут пока передохни, а я слетаю до соседнего лагеря, — произнес я, когда последний участник экспедиции скрылся из виду.

Азамат неопределенно кивнул, но снова ничего не сказал.

Я почти бегом ринулся по знакомой уже тропе, отгоняя лезущие в голову невеселые мысли. Вокруг все было настолько знакомое, так напоминало о Кате, что сердце защемило. Особенно сильно оно забилось в груди, как только в поле зрения оказался валун, на котором девушка не так давно сидела. Я остановился возле него, опустился на колени и провел по гладкой каменной поверхности рукой. Валун показался мне теплым.

«Но что же я ей скажу? Обещал дожидаться, а пришел сам. Как бы снова не сбить ее с толку. Быть может, Катя как раз делает свой выбор, а я все испорчу…» Я замер в нерешительности. «Но с другой стороны, если она не придет и готовится отбыть, у меня будет еще один шанс убедить ее. Уж теперь-то я это сделаю, докажу, что без меня ей не быть счастливой!»

Обнадежив себя таким образом, я быстрым шагом продолжил путь. Как только Катин лагерь оказался в поле зрения, я понял, что он пуст.

Ничего не напоминало о недавнем пребывании в этом месте целой группы людей, за исключением следов от былых костров и громоздкого походного стола, грубо вытесанного из подручной древесины. Чем-то лагерь напоминал наш в его текущем состоянии, только не было даже палаток и не бродили люди по территории. Словно каждая ничтожная травинка кричала мне: «Она ушла, ушла!»

Это зрелище заставило мое сердце сжаться. Я сбавил шаг, ноги стали ватными, к горлу подступил комок.

«Она вернется», — внушал я себе и решил, что буду ждать, пока не увижу мою единственную.

Какая-то птичка клевала крошки на деревянном столе. Она лениво подняла голову, посмотрела на меня и так же неохотно продолжила клевать. Я приближался, когда меня ослепил сверкнувший на столе предмет. Это был опал! Я устремился бегом, птица проворно вспорхнула.

Опал придавливал собою листок бумаги. Я понял, что не хочу читать то, что там написано. Но мне пришлось увидеть это, ибо я не смог отвести взгляд. На бумаге было единственное слово: «Прости».

Мои ноги подкосились и я осел на землю. Вокруг все словно потемнело, как при солнечном затмении, а уши заложило. Я какое-то время просидел без движения, а когда снова смог соображать, обхватил голову руками и в отчаянии зарыдал.

«Почему? Почему? — спрашивал я себя и не находил ответа. — За что судьба так жестока со мной? Наконец-то я встретил мечту всей своей жизни, и что? Зачем я вообще приехал в это проклятое место?»

Сколько я просидел так? Неизвестно. Постепенно успокоившись, я встал, взял со стола опал, машинально сунул его в карман и побрел назад. Жизнь потеряла для меня смысл. Свое счастье я оставил позади. «Катя! Катя!..»

По тому, как Азамат взглянул на меня, я понял, что выгляжу неважно. Я подошел к своему заплечному мешку и, не говоря ни слова, отвязал кирку. После этого решительно устремился обратно.

— Эй! Ты что задумал? — крикнул мне вслед Азамат.

Я не соизволил ответить, почти бежал по тропинке, слыша сзади его неотстающие шаги. Оказавшись у ненавистного валуна, служащего когда-то сиденьем Кате, я занес кирку над головой и со всей силы, на какую только был способен, ударил по камню. Из-под кирки брызнули искры, удар больно отозвался в руках, на каменной поверхности осталась выщерблина. Я обрушивал кирку еще и еще раз, боясь, что деревянный черенок ее не выдержит первым. Мы с камнем, по крайней мере, сдаваться не собирались.

Успокоился я только тогда, когда камень раскололся пополам и в трещину посыпалась каменная крошка. Обессиленный, я выронил инструмент и в изнеможении опустился рядом. Я весь взмок и тяжело дышал. Азамат стоял поодаль.

— Еще один образец в коллекцию Радкевича! — крикнул я ему, утирая пот со лба.

Ни слова ни говоря, Азамат двинулся обратно в лагерь. Подняв кирку, я поплелся следом.

Вернувшись, я присел на ящик со взрывчаткой, уставившись в землю под ногами. Тишину нарушал лишь хруст гравия под башмаками Азамата, который слонялся неподалеку, бросая на меня короткие взгляды. Ему не терпелось высказаться, но он тактично продолжал безмолвствовать.

— Она не придет, — наконец выдавил я из себя.

— Это ее выбор, Николай, — Азамат, как мог, пытался меня утешить. — Странный вы народ: все у вас как-то неожиданно и непонятно. Разве можно так обходиться с собственной судьбой?

— А как с ней надо обходиться? — отвлеченно поинтересовался я.

— У нас все по-другому, — продолжал Азамат. — Традиции формировались веками. Действуй согласно им — и твоя жизнь будет застрахована от всяких непредвиденных огорчений.