Там, где ты (ЛП) - Трамбл Дж. Х.. Страница 19

Ради прихоти вбиваю в строку поиска Фейсбука имя Роберта. Нахожу несколько Робертов Уэстфоллов, но среди них нет учеников старших классов и жителей из этой местности. Рад за тебя, Роберт. А потом просто так щёлкаю на закладке «Страницы».

Так-так-так. Фан-страница Роберта Уэстфолла. Перехожу по ссылке. Быстро просматриваю посты — самый свежий двухдневной давности. В этом фан-клубе всего три человека и все — парни. Судя по фотографиям в профилях, они — девятиклассники, а по комментариям — ребята играют в оркестре. Нажимаю кнопку «Старые публикации» и начинаю с начала.

Эрик Вассерман:

О, Боже! Вы видели этот переворот? Я чуть не обмочил униформу.

Калеб Смит:

Я тоже. Чёрт, он секси.

ЗакТаунли:

Я бы с радостью подставился под его меч в любое время.

Калеб Смит:

Ха-ха. Я тоже. Он сидел вчера вечером передо мной в автобусе. Я чуть не лизнул его в шею.

Эрик Вассерман:

Спокойно, девочки! Я его уже застолбил.

Беру телефон.

Ты в курсе, что у тебя на Фейсбуке есть фан-страница?

Нет, не в курсе.

Есть. Я смотрю её прямо сейчас.

Сейчас. Смотрю.

Тебе нужно зарегистрироваться, потом задать поиск по своему имени и слева открыть закладку «Страницы».

Слишком поздно. Я только что понял, что спалился. Может, он не заметит?

В ожидании, когда Роберт приобщиться к двадцать первому столетию, просматриваю фотографии. Их большая часть, похоже, сделана во время футбольных матчей. И сделана профессионально. Мелкие папарацци-охотники, кажется, выкупили их у какой-то компании, которая профессионально фотографирует школьные мероприятия, а потом размещает их онлайн для продажи родителям. Роберт есть на каждой фотографии: на нескольких он в униформе своего оркестра, но чаще в костюме. Сложно сказать, кого он изображал в этом году, но на фотографиях он одет в чёрное, а лицо разукрашено полосками и завитками. На паре фотографий в руках у него меч.

Ага, а вот и переворот. Это кадр, на котором заснято сальто, выполненное с чёрного подиума прямо на землю.

Есть ещё видео. Открываю его. Он и ещё один парень стоят на сцене эстрады, очень похожей на сцену в Нортшор-парке. Кажется, они выступают с рэп-импровизацией. Что-то типа рэп-баттла. Или, возможно, какое-то соревнование, потому что они по очереди рифмуют, а дети возле сцены внизу после некоторых строк гудят и смеются. Сложно разобрать все слова. Но слышно, как парень с камерой громко и чётко кричит: «Давай, детка. Задай жару!»

Это из моего оркестра. Прибью их!

А-а. Не злись. Это же мило. Тебе должно быть приятно.

Приятно? Да я зол, как сто чертей.

Ха-ха-ха.

Пусть только эти маленькие извращенцы попадутся мне завтра на глаза!

Не будь с ними строг. Это же не их вина, что ты такой мачо!

Мачо? То-очно. Кстати, как вы это нашли?

Случайно наткнулся.

Тихо посмеиваясь, открываю онлайн-журнал на школьном веб-портале и добавляю Роберту четыре бала.

Глава

10

Роберт

Я не прибил их. Я хотел бы их прибить, но им везёт: занятия оркестра у нас в разное время и у меня нет времени их искать.

Во время обеда Эндрю снова открывает фан-страницу и зачитывает некоторые комментарии вслух. Он смеётся так, что по его щекам текут слёзы. И на шестом уроке матанализа Эндрю приходится ненадолго выйти из классной комнаты, когда прямо посередине разбора практических задач его пробивает на «ха-ха». В классе звучат предположения одноклассников, что вдруг такого смешного могло произойти и тут и там раздаётся хихиканье.

«Он просто случайно наткнулся», — думаю я позже по пути домой. Правильно. Прошлым вечером, провозившись с Фейсбуком совсем чуть-чуть, я понял, что он искал там моё имя. Каким-то образом понимание этого факта сразу компенсирует унижение, вызванное наличием моей фан-страницы.

Внедорожники тёти Уитни и тёти Оливии припаркованы на подъездной дорожке, поэтому я паркуюсь на улице. В груди появляется маленькая искорка надежды, что, возможно, пока я был в школе, мой отец отбыл в мир иной. Что бы сказал Эндрю по этому поводу?

Когда я вхожу в дверь гаража, мама суёт мне в руки поднос с куриными пальчиками и картофельными шариками:

— Отнести это, пожалуйста, твоим двоюродным братьям и сёстрам. Они — в твоей комнате.

— Почему они в моей комнате?

— Потому что мне не было куда их деть, — отвечает она резко. Мама выглядит вымотанной и сердитой.

— Где тётя Уитни и тётя Оливия?

— Вершат суд. Где же ещё?

Она бросает в раковину мойки сковороду и включает воду, после наливает немного моющего средства и начинает со злостью скрести посуду.

В моей комнате темно и душно. Здесь чувствуешь себя так всегда при слишком большом скоплении людей. Одна из моих сестёр, возможно, Фрэнни, нашла в моём шкафу старую приставку NintendoGameCube и теперь близнецы, сидя на полу, играют в SuperSmashBros. В комнате царит суматоха и свалка. Фрэнни сидит за моим компьютером, а Ноа и два сына тёти Уитни — пятилетний Джуд и восьмилетний Брайан — устроили на моей кровати чёрт-те что. Включаю свет. И тут же замечаю черную линию, тянущуюся по всем стенам комнаты, поверх сертификатов в рамках, фотографий на моей доске объявлений, дверям шкафа, свисающей с дверной ручки оркестровой куртке, книжной полке и книгам.

Я с грохотом ставлю еду на стол и бросаюсь обратно в кухню:

— Они обрисовали мне комнату!

— Что? — спрашивает мама и выключает воду.

— Кто-то из детей взял маркер и обрисовал всю мою комнату.

Я показываю маме нанесённый ущерб, когда в дверях за нами появляется тётя Оливия.

— О, Боже, — говорит она.

Один из четырёхлетних близнецов поднимает виноватый взгляд:

— Я не делал этого.

— Ах ты ж маленький...

— Роберт, — резко обрывает меня тётя Оливия. — Марк никогда бы этого не сделал. Никто из моих детей этого не сделал бы. Я их воспитала должным образом. И следи за своим языком.

Я смотрю на неё с удивлением, как будто она не в себе. Если не они, то тогда кто? Может, она думает, что это сделал я? Чёрт, вот прямо во сне?

Мама снимает с дверной ручки мою куртку.

— Кажется, у меня есть пятновыводитель. Он поможет убрать это пятно или, по крайней мере, сделать его незаметным. — Её голос напряжён, и мне кажется, что сейчас она рассержена, как и я, может даже больше. А затем в нос ударяет запах.

— Кто-то из вас здесь пописал?

Мэтью, один из близнецов, смотрит на меня своими большими печальными глазами:

— Мне нужно было сходить на горшок.

— Где?  — спрашиваю я требовательно.

Любитель маркеров, видимо, обрадовавшись, что внимание окружающих переключилось на другого, указывает на угол за широким круглым креслом. Я поворачиваюсь к Мэтью:

— Почему ты не сходил в туалет?

— Я сходил, — говорит он и в его глазах появляются слёзы. — Вон там.

— Не кричи на него, — говорит тётя Оливия резко, поднимая с пола любителя маркеров вместе с наполовину съеденным шоколадным печеньем. — Он ещё маленький. И если мне не изменяет память, ты мочился в постель, даже когда тебе было двенадцать.

У меня пропадает дар речи.

— Роберт, — говорит тихо моя мама. Она хватает меня за руку, но я поворачиваюсь и ухожу. Наощупь нахожу свои ключи и с грохотом захлопываю за собой дверь гаража.

Врач сказал моей маме, что волноваться не о чем.

Но это было унизительно. Я не оставался ночевать в гостях. Я не ездил летом в лагерь.

Каждый раз стирая мои простыни, мама убеждала меня, что это пройдёт, когда я стану старше. Мне с трудом верилось, но простыни стирались, сушились и возвращались обратно на кровать так быстро и так хорошо пахли горной свежестью, что я даже не успевал обдумывать произошедшее.