Импульс (СИ) - "Inside". Страница 101
Чарли шепчет что-то ей на ухо, и Лори впивается в его черный тренч ногтями, качает головой и делает шаг вперед, к выходу. Не оборачивается на Эмили, не прощается, не кидает через плечо «увидимся», а только обнимает брата за талию и уводит от них.
Прячет от всего мира.
И вот тогда у Эмили внутри вдруг становится больно, пусто и холодно.
Понимание очевидного приходит само по себе.
Это все просто вспышки на память.
====== 33. Ten questions like ten circles of hell ======
Комментарий к 33. Ten questions like ten circles of hell пристегивайтесь и держитесь крепче, мы движемся к финалу.
Ross Copperman — Holding on and Letting go (на повторе всю главу)
и о чём ни пиши, не затронут мои слова
твои чувства и прочные
струны твоей души.
ни стихия, ни боль не способны меня сломать,
как на это
способна
ты.
Эмили ненавидит пустые дни.
С момента посадки самолета до открытия двери ее комнаты проходит не больше трех часов, значит, до утра вторника — первой смены после Оттавы — остается двое суток.
Почти три тысячи минут тишины, пустоты и ничегонеделания.
Ложится на кровать прямо в одежде, смотрит на непривычное солнце за окном сквозь серые пыльные жалюзи, не чувствует ни-че-го, кроме странного тупого оцепенения. Будто каждая клеточка тела решила заморозиться и впасть в кому.
Мозг похож на вареное тесто, мысли — на жирное, текучее масло. Унылость Лондона накрывает с головой, возвращает в суровую реальность: поразвлекалась, оторвалась, а теперь пора вспомнить, кто ты есть на самом деле.
Взяться за ум, в конце концов. У нее вроде как экзамен в конце недели.
О том, что будет после, Эмили старается не думать. Потому что сейчас она не представляет себя рядом с Кларк как медсестру. Она себя вообще рядом с ней уже не представляет. Лорейн осталась туманом, цветным дымом, стелющимся по мостовым Оттавы. Кем угодно. Но не ее женщиной.
Эмили тошнит от самой себя: напридумывала, значит, что с самолета Кларк предложит сразу к ней поехать, чтобы эти двое суток вместе провести. Да, как же. У нее же Чарли, с которым она не разговаривала, наверное, дней пять.
Ей хочется порвать на себе одежду, чтобы стало легче дышать.
Она ведь не глупая дурочка, нет. Просто наивная девочка, которая решила, что может повернуть мир другого человека осью наоборот. Ха-ха. Поиграть в бога.
Смеется над собой: кажется, эта роль уже занята Чарли. Или Лори. Или вообще Моссом, который, кажется, встречал их в аэропорту. Эмили уже и не помнит.
Кислотой на коже горят поцелуи. Далекие, оставленные в прошлом. Щипят, разъедают, напоминают о себе, и Эмили тянется к телефону, а потом отбрасывает: вспоминает, что Кларк свой утопила в луже и вряд ли восстановит в ближайшее время.
Им с Чарли будет не до этого.
Эмили рывком поднимается с кровати и идет в магазин, где покупает безвкусную дешевую еду вроде банки с фасолью и серого хлеба с полки уцененных товаров. Подумывает, опускает в корзину бутылку молока и упаковку кофе. Думает еще раз, приходит к выводу, что к кофе нужно что-нибудь еще, и захватывает панкейки. Сладкие лепешки, конечно же, хотят сиропа — и пластиковая баночка карамели отправляется следом.
Хочется сесть на холодный кафель и рыдать навзрыд просто потому, что все закончилось.
— Э! — раздается знакомый голос над ухом. — Вы в меня врезались, мисс!
Эмили поднимает взгляд и нос к носу сталкивается с Хармоном.
На ординаторе теплый вязаный кардиган, белая футболка и ярко-желтые штаны, совершенно не подходящие к зеленому, почти изумрудному, толстому шарфу, обмотанному вокруг горла несколько раз.
Кажется, он совсем не знает, как одеваться по погоде, думает Эмили.
Ну да, кто бы говорил: она все еще в той одежде, в которой вчера днем вылетела из Оттавы.
Законодательница мод.
Хармон приподнимает свои круглые очки с зелеными стеклами, разглядывает ее. Он такой высокий, что если Эмили вдруг захочет поцеловать ординатора в щеку, то ей придется встать на цыпочки.
— Здравствуйте, — осторожно говорит она. — Я не думала, что здесь можно кого-то встретить…
— Это единственный магазин во всем Барнсбери, значит, где можно найти клубничный джем ручной работы. — Хармон показывает ей стеклянную банку. — А на Карнеги, значит, находится отличный магазин книг, да. Там столько всего разного, значит, что я могу оттуда не вылезать сутками, значит, да, сутками. Однажды я оставил там всю свою зарплату, значит, и был необычайно рад.
Эмили дежурно кивает: сейчас ей меньше всего хочется а) показаться невежливой и б) встречаться с кем-то из коллег. Пусть это даже сам мистер Обаяшка, как его прозвал Дилан.
Наверное, если бы она видела тут Кларк, она бы вылила ей на голову молоко. И присыпала бы сверху карамелью.
И ушла бы.
Гордо.
Значит.
Тьфу.
— Как насчет…
— Простите, доктор Хармон. — Эмили делает шаг в сторону. — Я с радостью выпила бы кофе, но я спешу.
— Э? — Ординатор вопросительно смотрит на нее. — Я, значит, хотел предложить и тебе баночку, да, баночку предложить хотел, но, значит, кофе?..
Она краснеет так сильно, что спелые томаты на полке кажутся вялыми и недозревшими.
— О боже… Я… — Эмили впивается в ручку корзинки руками. — Я… Извините, я просто…
— Устала, — понимающе кивает врач. — Мы все очень устали, да.
Он как-то поникает и уходит, словно Эмили сказала что-то до смерти обидное, проевшее броню, и медсестра понимает: полторы недели назад Хармон сторонился ее, в Оттаве потеплел, а сейчас вновь смотрит исподлобья, странным, тяжелым взглядом.
В голове пчелиным роем жужжат мысли, не могут собраться, выстроиться. Расползаются по улью-мозгу, забираются внутрь, медом склеивают воспоминания.
Что-то идет не так.
Эмили доверяет интуиции — безоговорочно, слепо верит шестому чувству. Ведь именно оно когда-то заставило ее проспать и встретить Чарли. Именно оно гнало ее к избитой Лорейн. Именно оно сейчас вопит, что пора искать ответы на тысячи вопросов, пока не стало совсем поздно.
В инопланетную жизнь и мировые заговоры Эмили не верит, но кто-то внутри нее, направляющий поток сознания в нужное русло, рисует плакаты с надписью «ОПАСНО» и обклеивает ими стенки легких.
Наверное, именно поэтому она бежит домой, открывает банку фасоли, запускает туда ложку и раскрывает Молескин. Страницы ежедневника исписаны вдоль и поперек — от планировок смен до мелких напоминаний-заметок, но среди них есть то, что нужно Эмили.
Катализатор.
Эмили возвращается на шесть с половиной недель назад — в тот день, когда в ее руки попали светло-коричневые папки неизвестных больных. Прислушивается к себе: нет, все было обычно. Как с первой девушкой, так и с остальными. Ничего странного.
Ну, кроме самих случаев, конечно же.
Переключается на Кларк, силится вспомнить образ. Серая блузка, хриплый голос, высоченные каблуки. Раннее утро, крафтовые пакеты, кофе в стаканах. Пчелы в голове продолжают латать дыры сознания медом.
Нет, обрывает себя Эмили. Так можно бесконечно проматывать одно и тоже. Что-то пошло не так куда позже, после неврологии, после ужина, после Чарли.
Чарли, Чарли, Чарли.
Вот оно.
Разряд.
Удар током.
Вспышка.
Эмили до жути не хватает всех крошечных бумажек, вечно распиханных по карманам, — в то время о Молескине еще речи не шло, — но врачебная, вышколенная бесконечной зубрежкой память не подводит.
Она раскрывает чистый разворот и дрожащей рукой выписывает последовательность в памяти.
В тот день Райли вызвали в приемную, и Кларк осталась только с Хармоном. Оперируют пациента, покончившего с собой после разговора с Чарли, а затем Сара и Дилан отводят ее в комнату отдыха.
Вилами по воде, но все-таки вытягивает почти дословно: оба знали, что происходит что-то странное. Вытаскивает из стога сена иголки: Чарли никогда ничего не делает, только болтает и манипулирует. Подставит, а потом прибежит просить, чтобы вернули.