Импульс (СИ) - "Inside". Страница 70

Как сиамские близнецы.

Даже сидят одинаково — руки в треугольник, смотрят прямо, моргают редко, чуть наклоняют голову, распахивают губы. Ждут ответа. Такого, который они хотят услышать.

— Перенесли на завтра, — коротко отвечает Эмили.

Она не боится его. Нет. Не сейчас. Сейчас он ей ничего не сделает — чувствует, понимает. Ему не за что ее увольнять. Ему не к чему придраться. Они почти ни разу не пересеклись с той вечеринки. Не сказали друг другу ни слова.

Она просто… устала. От него и его пафоса, его ауры, энергетики, да черт бы побрал все эти названия; она просто задолбалась каждый раз его шугаться, обходить стороной, не смотреть в глаза. От страха тоже устаешь, нельзя вечно бояться.

Стадию смирения она переросла, значит, на очереди равнодушие.

Взрослость.

Эмили не знает, чувствует ли это Мосс, но, во всяком случае, он только кивает.

Ах да. Она и забыла его поздравить.

Новый глава отделения неврологии. Скоро соседний кабинет украсится золотой табличкой с его именем, а девочка-секретарша вернется на свое рабочее место.

Никто и не сомневался, что мистер Робинсон из NHS пойдет на поправку. Они справились на ура, получили свои мысленные десятки и премии, но остались в стороне — все лавры, похвалы и поздравления принимал уже Мосс.

И вот это вот «С повышением!» терзало Лорейн всю вчерашнюю ночь. Молча перекручивало и переворачивало, давя несправедливостью. И в конце концов Эмили услышала то единственное, чего так боялась:

— Рэй хотел не этого.

Признание поражения. Белый флаг.

— Мисс Джонсон, вы меня слушаете?

Черт.

О чем он говорил?..

— Простите, я задумалась.

— Конец рабочего дня. — Улыбка, похожая на оскал. — Я спрашивал, как там наша доктор Кларк?

Наша.

— Поправляется.

— Будем надеяться. — Эндрю подает ей белоснежный конверт со стола. — Я слышал, вы у нее сейчас кто-то вроде секретарши? Взгляните.

Эмили улыбается в ответ так искренне, как только может.

Homo homini lupus est.

Человек человеку волк.

Раскрывает шуршащий конверт, вытаскивает бумагу: кремовый фон, витиеватые тисненые буквы, гербовая печать внизу — лев и единорог; рядом — поменьше, золотой амфитеатр в рамке.

Приглашение, читает она.

«Оттава, верно? Трансатлантика».

Текст приглашения на французском, но смысл понятен сразу: внизу, в свободных строках, размашистым угловатым почерком Мосса выписаны их фамилии.

Всех шестерых.

Бумага жжет пальцы. Кларк будет недовольна, очень недовольна; она будет просто в ярости. Им за это не заплатят, вычтут часы клиники, поставят в приоритет, а потом будут швырять по дежурствам и отработкам.

— Разве не бригада доктора Нила должны была поехать? — спрашивает Эмили.

Факультет нейронауки.

Консилиумы.

Конференции.

Торжественное закрытие.

Праздничный банкет.

— Я решил, что вы заслужили этого больше. Робинсон отзывался о вас слишком хорошо, чтобы оставить это незамеченным.

Она не понимает, что ей сейчас делать. Смотрит на даты: до отлета меньше двух дней, до прилета обратно — почти неделя.

Еще одна неделя с Кларк?..

— Вы так смотрите, мисс Джонсон, словно видите все это в первый раз. — Мосс усмехается. — Вы разве не были на собрании несколько недель назад?

Несколько недель назад она еще тут не работала.

— Ваши билеты. — Он протягивает ей черную тонкую папку. — И ваучеры для отеля. Доктор Ясмин в этом году постарался на славу — вас заселят в Фэйрмонт. Лучшие виды на центр города, между прочим.

Что-то не так. Эмили чувствует, слышит этот волчий вой, который так до сих пор и не научилась расшифровывать.

Мосс выглядит слишком довольным. Нет, не довольным — удовлетворенным. Словно совершил самую большую подлость в своей жизни, которая удалась.

— А что насчет отработки? Что будет с часами? — Эмили хмурится.

— О, мисс Джонсон, как я рад, что вы спросили. — Эндрю поправляет очки. — Как глава отделения, — он подчеркивает эти слова, — я решил, что будет разумнее поставить вашу бригаду в две смены. В одной будет доктор Кларк, доктор Кемп и доктор Хармон, а во второй — вы, доктор Гилмор и миссис Кемп, соответственно.

Так вот в чем его план. Знает же, что Эмили не бросит Кларк одну — бригада из троих не может оперировать, нужен четвертый. Кто-то, кто будет помогать. Значит, Эмили придется работать в два раза больше.

Ничего, выдержит. Поспит потом. На том свете.

— Кроме того, я же не могу оставить вашу бригаду без заработка. — Мосс складывает пальцы в замок. — Поэтому мы закроем окна в расписании дежурствами по отделению. — Он улыбается. — Я постараюсь распределить нагрузку без потерь в деньгах, мисс Джонсон. Не переживайте, вам я дам еще пациентов из неврологии, чтобы все потерянные гроши вернулись к вам на счет.

Эмили смотрит на него с такой злобой, что Мосс перестает улыбаться.

Желания сбежать нет и в помине. Только странная, навязчивая мысль залепить неврологу по его ухмыляющейся, довольной роже.

О, нет. Она выше этого. Выше ярости и обиды.

Она хочет другого расклада.

— Доктор Мосс, вы столько сделали, — говорит она елейным голосом. — Ума не приложу, откуда в вас столько сил еще и на это.

— На что?

— На ревность к женщине, которая больше не ваша.

Стоп. Стоп. Она не это хотела сказать.

Или?..

Или все же?..

Она попала в цель.

Эндрю заводится. Взвивается, подскакивает с кресла, упирается ладонями в стол, нависает над ней, безмятежно сидящей на неудобном стуле и смотрящей прямо ему в глаза.

Поволока. Не вьюга, не метель. Метеорит, который взорвался и окрасил мир в ярко-красный. Залил кровью улицы. Убил маленькую Эмили Джонсон. Растоптал, превратил в пыль.

А она выросла, снова себя собрала, восстала из этой пыли. Встала у него на пути, руки в бока уперла, уставилась — не в пол, а на него. Сняла с постамента божества. Перестала молиться и трястись, приносить себя в жертву.

Его это бесит. Он готов ее разорвать на клочки. Поэтому он обходит стол — она, конечно же, поднимается с места, прижимает к себе папки, коленки дрожат, вся трясется, но взгляда не отводит, — и вцепляется в ее тонкие плечи руками.

Сломает.

Сейчас.

Сожмет сильнее.

И сломает.

Интересно, заплачет ли она или останется мертвой глыбой, как его бывшая жена?

И только когда он смотрит на нее внимательнее, когда заглядывает в ее карие глаза, когда она не отталкивает его, понимает очевидное.

— Что у тебя с ней?

Эмили вдруг улыбается. Снова. Не так, как ему, нет, по-другому: тепло и ласково, словно вспомнив что-то, словно у нее есть маленький секрет, который она делит с кем-то другим.

И отвечает уклончиво, но так, что сразу становится понятно: да, есть, что-то глубокое, принадлежащее только им, разделенное пополам:

— У меня с ней.

От этих четырех слов его перекашивает, а она смеется. Как истеричка. Психопатка какая-то.

Он отпускает ее — или она сама вырывается, прислоняется лопатками к двери, перестает смеяться, ждет его реакции.

Слышит в ответ:

— Не лгите, Джонсон. Лори не спит с неудачниками.

— Но с вами же переспала, — ляпает Эмили и вылетает за дверь.

О господи. Что это было?

Подождите. Стойте.

Она заткнула Мосса?

Она заткнула Мосса!..

*

Лорейн бросает короткое «Мне звонил Эндрю», и пятибуквенное имя больно бьет по нервам.

Он все еще остается для нее Эндрю.

Нет, Эмили вполне осознает: в конце концов, а что она хотела, они же были женаты, были вместе, спали вместе, работали, строили планы. Конечно, он для нее Эндрю.

Был и останется.

Интересно, у них были какие-нибудь свои прозвища? Как он называл ее? По имени? Была ли она для него просто Лори? Или было что-то еще, только для них двоих?

Ревность противно колется под лопатками. Мешается, чешется. Эмили ведет плечами, сбрасывая это чувство. Нельзя так думать. Нельзя.