Страж (СИ) - Татар Анастасия. Страница 53

— Наконец-то! — счастливо выдала она и с блаженным видом набросилась на куриные крылышки, практически закатывая глаза от наслаждения и закусывая все это пельменями.

Еще немного, и эклер бы выпал из моего рта прямиком в тарелку.

Дамир стыдливо спрятал лицо в ладонях, потряхиваясь от смеха. Тут же пробило на ржач и меня. Я — не человек! Я тюлень. Самый настоящий! Беременный и обжорливый! Не могу поверить! Правда, что ли, так мало ела, считая, что сможет худобой привлечь этого электрического раздолбая?

— Дебилблть, — несвязно отозвалась я, понимая, что эклер таки сбежал. Вот ирод! Смеясь, стукнул рукой по столу, красный весь, и от неожиданного звука я аж подпрыгнула на месте.

— А я все на видео снимал, — ехидно покрасовался телефоном парень, стараясь отсесть подальше.

Ура! Вот тебе и что-то родное.

— Да ну вас! — фыркнула Цэр, сама начиная давиться. — Даже пошутить нельзя!

А вообще я была рада. Это — не шутка, я чувствую, что бы она там не говорила. Эта Цэрлина и Цэрлина всего пару дней назад — два разных человека. И у меня в голове не укладывается, как так вообще могло получиться, чтобы тот, кто, казалось, совсем не умел смеяться, вдруг начал светиться и слепить людей блеском в глазах. Может, все дело в клятве? Тем не менее, мне уютно в их компании. Странно, но уютно. Потому что получалось ощутить течение жизни, её концентрацию в каждом моменте. Именно тогда начинаешь понимать, что жизнь — это не начинка пирожного «рождение-смерть». Это сам процесс его приготовления.

Поэтому не хочется думать, что будет вечером, завтра, послезавтра, неделю спустя или целый год. Поэтому я позволяю себе пропускать лекции и давать в нос тем, кто мне не нравится, обнимать тех, кто нравится. Может, это импульсивно, глупо, но жить эмоциями гораздо лучше, чем прописным «надо». Жаль, что на Земле я этого не понимала, ждала, когда вдруг нагрянет нечто особенное, что бы переписало мои планы в корне. На самом деле, я могла изменить все в любой момент, стоило только захотеть, поверить в себя.

Йордан научил меня, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях, как некогда сказала одна отчаянная испанка.

***

— Это что за нах..? — вырвалось, когда мы на подъемнике как-то совсем нелогично двинулись не вверх, не вниз по горе, а… сквозь неё. В пещеру и темный-темный тоннель.

— Что? — переспросила Цэр, поправляя черную вязанную шапочку. — Переведи, а то…

— Надя говорит, что её ум не способен понять всю красоту и гениальность этого сооружения, — ухмыльнулся Дамир.

— Если с ней пообщаться, начинает казаться, что ум нашей «меченной» вообще никакую красоту и гениальность понять не способен!

— Тю! Я так самовыражаюсь!

И махнула рукой, прикидывая, не слышат ли меня едущие позади кураторы. Подъемник трехместный, а Надя — проблемная, так что меня пришлось с позором контролировать. Теперь в пяти метрах от нас позади все-таки отправлялся на отдых Ранзес. Правда, на лыжах он явно не собирался кататься…

Честно говоря, я тоже. Перешучиваясь с ребятами и строя рожицы на камеру, искренне ужасаясь мыслям, какие выйдут фотки со вспышкой и в тоннеле, я смотрела под ноги. Прямо под путем находилась легкая подсветка, вероятно, на случай, если кто-то грохнется с лавочки. Взгляд цеплялся за лампочку, вторую, третью… когда вдруг посветлело минут пять спустя, я подавилась слюной.

Вот так живешь в горах, с восхитительным видом из окна, и совершенно теряешь дар речи, когда видишь эта красоту с высоты трехэтажного дома. Люди отсюда на белом снегу казались маленькими, будто бы муравьями. Некоторые из них задирали головы, и что удивительно, совсем не напоминали современных Землян. Шубы, дубленки, шапки-ушанки, иногда валенки и теплые, громадные варежки. Совсем чуточку они, если подумать, кажутся зверями или сливаются с разнокалиберной растительностью, но исключительно в том смысле, что не выделяются яркими цветами и синтетическими вещами. Еще где-то минуты три мы плавно «летим», и все это время я любуюсь белесыми склонами, редкими облаками на солнечном небе, пока не… о господи! Я хочу там жить!

Когда-то давно во мне еще теплилась мечта путешествовать. Одним из обязательных мест для посещения в совсем не большом списочке числился какой-нибудь горнолыжный курорт в Альпах или Швейцарии. Причем больше всего манили крутые отели с панорамными окнами, умопомрачительными номерами, самыми мягкими в мире кроватями и ароматными кухнями. А как же искупаться в бассейне с лазурной водой на открытом воздухе! Мм! И ведь даже не надеялась когда-нибудь хотя бы увидеть все это извне, что уж говорить о том, чтобы провести там отпуск или пару праздников…

Меня переполнял азарт. Едва мы слезли с подъемника, счастливо бросившись в рассыпную, все мое внимание обратилось на ярмарку. Та пестрила обилием яркой одежды (явно ученики академии), теплых запахов еды, приятного варева, сувениров и даже одежды.

— Первый поше-е-ел! — с таким криком Дамир бросил в меня внушительный комок снега. Я зачерпнула и себе, а затем прицельно бросила, ожидаемо промазав. Только сошедший с подъемника куратор поджал губы и крайне многозначительно на меня посмотрел.

— Ой… — пробормотала я, бросаясь в толпу, даже забывая о ребятах. Ничего! Найдутся.

У одной из лавочек я пробралась через небольшое скопление народа с горячими напитками и уставилась на меню, матерясь на цены, но уже выбирая. Так-с… мне весело, но должно быть еще веселее. Да и местный глинтвейн попробовать хочется, так что…

Ощущение тепла, волнения и какого-то незримого притяжения, будто я один из полюсов магнита, вдруг стало ощущаться особенно сильно. Как будто опустили в чан с теплой воды и насыпали туда успокоительных масел. Сумасшедше странные ощущения… словно я сейчас не посреди толпы, а в кровати, сплю в объятиях Ранзеса. Возможно, именно поэтому я решила, что он догнал меня и встал невидимой стеной позади.

— А ты мне купишь гл… — я развернулась, чтобы взглянуть в близкие серые глаза, и тут же вросла в землю.

Не просто вросла. На меня обрушилось небо, будто вдруг грянул гром и полился тяжелый, ливневый дождь, сменяясь градом. Да, эти глаза серые, но совсем не его…

Все инстинкты вопили бежать, бежать и не оглядываться. Но вместо этого я даже с места не сдвинулась, только зачем-то уставилась в глубину зрачков Алисса, отмечая, что прочий мир медленно отплывает на второй план, куда-то далеко, будто он эфемерный, бессмысленный, размытый… будто не существует ничего важнее его в этот момент…

— Глинтвейн девушке, — скомандовал он продавцу, как-то грубо, будто разговаривая со своим подчиненным. — Быстро.

Когда теплый напиток оказался у меня в руках, мое время будто снова сдвинулось с мертвой точки. Почему? Откуда это ощущение внутреннего трепета, счастья, радости и… от ужаса остались только отголоски… желания?

Нет! Это невозможно!

Нет?

Почему невозможно?

Да потому что…

Стало душно. Пить я даже и не думала.

— Ты вчера быстро убежала. Я тебя напугал?

В его голосе я почему-то слышу волнение и заботу, которые как-то не вяжутся с мимикой и жестами, в которых сквозит напряжение и власть. События вчерашнего дня и ночной сон нависают надо мной тяжелыми тучами, будто бы давят на голову, и тогда я понимаю, что мысли от меня будто убегают, прячутся. Напугал ли?

— Я была вся в крови… вся в её крови… — заплетается язык.

Магнетизм усиливается. Чувствую, что кружку у меня отбирают снова, и чужие руки притягивают ближе за талию. Какая-то непонятная боль в груди… будто что-то жжет изнутри. И в то же время мне так приятно и волнительно, что появляется дикая слабость в теле. Его лицо так близко, что я чувствую дыхание Алисса на своих губах.

— Тебе незачем бояться меня… я тебя защищал… иначе она бы забрала твою жизнь…

— Я не боюсь, — киваю, ощущая тепло изнутри и дикий холод извне. — Ты меня защищал…

— Вот и хорошо…

Земля уходит из-под ног. Кажется, по губам бежит холодный ток, а пальцы сжимают подбородок почти до боли. Время затягивается, пока меня чудовищно бросает из жара в холод, из бешенства в блаженство, из страха в спокойствие. Что за черт? Почему кажется, что вместо сердца у меня эмоциональная карусель, несущая меня прямиком в лапы чудовищу: и вот я уже чувствую, как зарываюсь руками в белые волосы и медленно, не торопясь, отвечаю на поцелуй.