Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 37
Она замолчала, понимая, что делает ему больно, понимая, что это всё полуправда, что главная причина не в том, что она не любит Себастьяна. Любовь не играла особой роли в её браке с Эрхардом, а причина в другом — в этой треклятой связи, в этой магии, в наваждении, в том, что её мысли заняты другим мужчиной. И в них нет места для Себастьяна. Но она не могла признаться ему в этом.
— Хочешь, мы отложим свадьбу? Мы не станем торопиться. Любовь может родиться со временем. Симпатия превратиться во что-то более сильное, — он осторожно коснулся её руки, — дай мне шанс, Иррис.
— Но… как же поединок? Тебе ведь нужна сила, — она не отдёрнула руку, его прикосновение было мягким, не настойчивым, — но... как сказала Таисса, от меня нет никакой пользы!
— Забудь об этом. Я жил без этого, проживу и ещё столько же. Я не хочу из-за этого тебя потерять. Ты, как глоток свежего воздуха в этом доме, и даже если я не стану верховным джартом я смогу быть просто счастливым рядом с тобой.
Лучше бы он ударил её. Лучше бы оскорбил или выгнал. Потому что это было бы не так больно.
Она посмотрела на Себастьяна и поняла вдруг, почему Регина когда-то выбрала её отца. Такая любовь притягивает, такая любовь кажется спасением, стеной, за которой можно спрятаться…
Только, увы, как оказалось, такой выбор никого не сделал счастливым. За этой стеной нельзя спрятаться от себя.
И ощущение того, что это злой рок, что всё повторяется, и у неё, как и у Регины, нет выбора, осознание этого легло на неё тяжёлым грузом.
— Дай мне время, — произнесла она, наконец, едва выдавив из себя эти слова, — мне нужно понять, чего я хочу.
— Я буду ждать сколько нужно, Иррис.
Она вошла в комнату, села на кровать и долго не могла прийти в себя.
Всё получилось ещё хуже, чем она могла предположить. Она обманула Себастьяна, обманула дважды. Она солгала и дала ему ложную надежду, она обидела его, пусть он даже пока и не осознаёт этого. Она сделала ему больно, а ведь она не хотела.
Она и правда уважает его. Вот за это. За эту тихую любовь, за его порядочность и его терпение, и за то, что он не настаивает и не требует от неё ничего, за то, что готов ждать. За всё. А она? Каждым своим поступком она делает всё только хуже, словно идёт по спирали в какую-то бездну, с каждым витком опускаясь всё глубже и глубже. Она не должна была ему лгать! Лучше бы она призналась во всём и раз и навсегда закончила эту пытку.
Но она не смогла.
Какая же она малодушная обманщица!
Иррис бросилась к столу, схватила бумагу, перья и чернила.
Бежать из этого дома! Бежать! Разорвать этот невыносимый узел!
Это единственный выход.
Она писала долго и сосредоточенно и в итоге написала четыре письма: Анри, Айрену Айфуру, и своим тётям по линии матери.
Иррис знала о том, что у её матери есть две сестры. И одна из них даже приезжала к ним когда-то очень давно, когда Иррис не было ещё и пяти лет. Высокая красивая женщина по имени Тианна. У неё был сын — Рикард, помнится, они даже играли вместе в саду. А потом она исчезла из их жизни, и о ней перестали упоминать, как будто её и не было вовсе. На вопрос Иррис о тёте отец ответил, что они больше не общаются, что она должна забыть о ней навсегда и так будет лучше для всех. Иррис не стала расспрашивать о том, что за размолвка произошла между ними, но сейчас она вспомнила об их семье. Это возможность для неё, пусть и призрачная. Кто из них кого обидел — неизвестно, но в любом случае её родителей уже нет в живых, и старые обиды можно простить, ведь она не чужая им. Может быть, она могла бы учить их внуков или стать ещё чем-нибудь полезной. Муж Тианны, хоть и кахоле, но человек уважаемый и известный, таласский князь — Бернард Азалид. По крайней мере, попытаться стоило.
Вторая сестра матери — настоятельница Обители Тары в Шербе. Тётя Ладдерис. Её Иррис вообще никогда не видела, и Регина не общалась с ней, но именно на неё она сейчас возлагала все свои надежды. Если ничего не выйдет, то в Обители-то уж точно найдётся место для такой, как она. А ей подойдёт и Обитель, лишь бы подальше отсюда.
Она запечатала письма и вручила Армане, велев поутру стразу же их отправить. Чем быстрее, тем лучше. А затем села и снова, как тогда, в Мадвере, написала короткую записку:
«Богиня Айфур! Помоги мне! Укажи мне путь! Дай мне знак, ведь я не знаю, что мне делать! Отнеси мои мольбы тому, кто может мне помочь! Пусть мои письма попадут в нужные руки, пусть кто-нибудь откликнется!».
Она сложила записку, взяла огниво и вышла на балкон. Сложила руки, прошептала молитву странствий и подожгла бумагу.
Вихрь всё ещё вращался внутри неё медленно и тяжело, постепенно иссякая, и когда письмо вспыхнуло, заискрило и взметнулось в небо, отдалённо напомнив контуры летящего стрижа, вихрь, наконец, распался.
Иррис легла в постель, чувствуя небывалую усталость и опустошённость, и даже ненависть, питавшая её весь этот вечер, куда-то ушла, сменившись просто безразличием ко всему. Она свернулась клубочком и заснула, обняв подушку.
А под утро, когда небо окрасилось алым и море налилось предрассветным свинцом, Иррис снова увидела тот же сон…
Тот же, но немного другой.
Внутренний двор украшен гирляндами огней, горят факелы, и вокруг шумно, шуршат бальные платья, движутся в танце пары и музыка льётся откуда-то сверху, с галереи.
Бал.
И она стоит в голубом платье посреди моря шелков всех оттенков красного, а перед ней прямо в воздухе сияет и пульсирует огненный цветок.
Нет! Иррис! Не вздумай к нему прикасаться!
Но это же всё неправда… Это же всё не по-настоящему. Это же сон. А во сне можно делать то, чего нельзя в жизни…
Ты не должна! Ты же помнишь, что было в прошлый раз! Нет, Иррис! Нет!
Но она хочет снова это почувствовать… Ещё раз. Всего один раз. Последний раз.
Это желание непреодолимо, и разум тонет в нём, замолкая.
Она медленно подняла руку и дотронулась до цветка. Лепесток развернулся, словно только этого и ждал, вспыхнул живым огнём, растекаясь вокруг и окутывая всё дымкой, и звуки отступили куда-то на задний план, утонули в ней, и танцующие пары растворились, оставляя лишь силуэты.
— Я могу рассчитывать на один танец? — услышала она сначала голос, а потом он появился из дымки.
Сердце сладко замерло.
И она не может сказать «нет». Вернее… она очень хочет сказать «да».
Он взял её руку, слегка сжал, лаская нежную кожу между пальцами, и, приложив к груди, накрыл своей ладонью. И другая рука легла на талию, притянула так, что между ними почти не осталось воздуха . Иррис безвольно подалась навстречу, попадая в плен его магнетического притяжения, в озеро живого огня, который, взметнувшись, охватил её всю, забираясь под платье, растекаясь по коже и испепеляя сомнения и страхи.
— Я не верил, что ты согласишься, — тихий шёпот, и губы чуть касаются мочки уха, совсем чуть-чуть, но это не случайное прикосновение.
И воли больше нет. Она исчезла от его дыхания и этого жаркого шёпота, как туман исчезает под первыми лучами солнца.
Что же ты делаешь, Иррис?
Но ведь это только во сне!
Его пальцы прошлись вверх по шнуровке платья, дотронулись до шеи, убирая выбившийся локон, и снова спустились вниз, медленно проведя по обнажённой спине между лопатками. Живой огонь падал на её кожу каплями тёплого мёда, и там, где он таял, впитываясь и растворяясь в крови — она вспыхивала и пылала, желая только одного…
Прикоснись ко мне!
Прикоснись ещё!
Пальцами, губами, ладонями, всем телом…
И они так близко, так неприлично близко друг к другу для простого танца…
А это танец?
Да.
Где-то за этой дымкой всё ещё шумно играет музыка, слышится смех и шипение фейерверков, а они как будто одни, как будто в ещё одном сне внутри этого сна, они едва передвигают ноги, потому что каждое движение заставляет отрываться друг от друга хоть на миг, а они не хотят отрываться.