И солнце взойдет (СИ) - О'. Страница 170

Бросив последний взгляд, Рене нырнула в гудевшую толпу и направилась в сторону выхода. Теперь можно было звонить Фюрсту, в ООН или самому Господу Богу, ибо эскапады сегодняшней ночи можно считать законченными. А потому, достав на ходу телефон, она быстро набрала последний номер из списка.

— Рене? — послышался уставший голос, отчего ноги едва не споткнулись. И вдруг до слез стало обидно за этого человека. Доброго и отзывчивого Алана, который полночи колесил где-то по городу в поисках гребаного ублюдка.

— Я нашла его. Улица Сен-Жак, напротив… — Рене огляделась. — Рядом с молочным заводом. Думаю, не ошибетесь. Редкостная дыра. Под стать Тони.

В телефоне послышались помехи и шум двигателя.

— Слава богу! Как он? Может ходить?

Рене хмыкнула и пнула пустую пластиковую бутылку. Ну, если не успеет наглотаться виски…

— Полагаю, вполне. Особенно, если приедете поскорее.

— Буду минут через десять. Спасибо, Рене. Правда, я думал, ты спишь, — ласково заметил Алан, а она прислонилась горячим лбом к мокрому и холодному фонарному столбу. Дождь закончился совсем недавно, и откуда-то тянуло мокрой землей. Совсем как из могилы.

— Он не стоит вашей дружбы, доктор Фюрст, — внезапно проговорила Рене и зажмурилась.

— Что? Рене! — голос на том конце связи был удивленным, почти обеспокоенным. — Почему… Что-то случилось?

— Ничего такого, — прошептала она. — Просто вляпалась в дерьмо по имени Энтони Ланг.

— Ничего не понимаю. Погоди, что он опять сказал. Или сделал. Черт…

— Спасибо за соболезнования. — Она хмыкнула. — Извините, не стану вас здесь дожидаться. Мне надо домой.

Последовала короткая пауза, после чего Фюрст прохладно спросил:

— Полетишь сжигать мосты? Не самое мудрое из решений, не находишь?

— Возможно. — Рене помолчала, прежде чем с каким-то нездоровым весельем добавить: — Зато согреюсь.

— А потом? Что будешь делать, когда все догорит? Опять нарываться на те же грабли? Знаешь, ты повторяешь свои ошибки с удивительным постоянством.

Рене поежилась, оторвала себя от столба и направилась к уже знакомой автобусной остановке, чтобы в последний раз поймать здесь такси.

— Я пойду дальше, доктор Фюрст, — наконец равнодушно произнесла она в трубку, хотя даже не знала слушал ли ее собеседник. В динамике было удивительно тихо…

— Не обманывай ни себя, ни меня, — наконец прошуршал ответ. — Ты так не сможешь. Тебя тянет назад, и не важно, что это за прошлое. Виктория, родители, Энтони. Какая разница, как ты его назовешь. Главное, что оно нерешенное. Дойди до конца и поставь хоть одну точку, а не обрывай предложение… Не сжигай.

Рене сцепила зубы и закатила глаза. О, опять эти великомудрые наставления! Хватит! Она зло наступила на чей-то дымившийся окурок и процедила:

— Могильная плита, документы на усыновление и взмах рукой. Выбирайте любой из концов…

— Ты ошибаешься, это только начало, — донесся было шепот, но, увы, поздно. Рене сбросила вызов. К черту!

Она оглянулась на бар, на секунду нахмурилась и набрала номер такси. А через несколько часов уже сидела в кресле душного самолета и не смотрела, как удалялся в иллюминаторе проклятый город.

Глава 47

Женева встретила низкими тучами и промозглым дождем, который заволок город от края до края. Еще на подлете к аэропорту Рене пыталась разглядеть сумрачное озеро, но вместо него увидела нечто серое, что могло быть как горами Франции, так и тонной воды. Пелена падающей с неба влаги напрочь стерла все краски и уравняла в огромную тусклую массу зеленые медные шпили, замазала туманом белые стены Дворца Наций, скрыла сады и фонтаны. Город был не рад встрече с гостями, да и сама Рене предпочла бы не возвращаться, но вопросы требовали ответов, а душа — хоть немного покоя. Она думала, что родные стены помогут. Что впитанные с рождения запахи озера, горных лесов и делового, вечно куда-то спешащего центра успокоят напряженные нервы. Но, когда шасси коснулись влажной бетонной полосы, в голову пришла очевидная мысль — это все, оказывается, не ее, и она здесь чужая. Черт возьми, есть ли в проклятом мире хоть одно место, которое можно будет когда-нибудь назвать своим домом? Без вороха гнусных воспоминаний, неприятного прошлого, вранья и кошмаров. Некая точка на карте, где Рене будет спокойно. Да, сначала казалось, что таким станет Квебек — маленький городок, так похожий на оставленную позади Женеву. Затем настал черед Монреаля… Но что теперь? Куда снова бежать? Она не представляла. Хотелось зарыться в самые глубокие норы, уехать так далеко, чтобы не было ни одного живого человека вокруг. Но вместо этого Рене шла по коридорам огромного аэропорта, а в уставшие от двух перелетов глаза бил холодный электрический свет.

Удивительно, но спустя столько времени она все еще помнила дорогу до дома. За десять лет изменилось многое, однако каменные мосты стояли на месте, а улицы вместе со скверами пролегали там, где их наметили первые градостроители. Даже пекарня, где они с Вик часто тайком покупали один на двоих круассан, по-прежнему распахивала свои тяжелые дубовые двери перед утренними посетителями. Неожиданно тронув таксиста за плечо, Рене быстро проговорила:

— Извините, не могли бы вы на минутку остановиться? Вот здесь. — Она махнула рукой на свободное парковочное место рядом кафе, чем заслужила равнодушный кивок от мужчины.

— Ваше дело, мадемуазель. Заплатите, как за час ожидания.

На мгновение Рене удивилась подобному замечанию, ведь каждый хоть раз побывавший в Женеве отлично знал, насколько чудовищны в своей жажде денег местные таксисты. Об этом даже слагались городские легенды, которыми пугали неопытных путешественников. Но потом в зеркале заднего вида Рене поймала любопытный взгляд водителя и вдруг все поняла. Грустно улыбнувшись, она покачала головой. Кажется, за годы учебы ее французский приобрел не самый любимый здесь американский акцент. Наверное, он теперь был с нотками калифорнийского побережья, шумом волн и запахом океана. Что же, Женева, может, и не изменилась, зато Рене определенно вернулась другой. Внешне и внутренне.

А вот круассаны пахли все так же — чуть жженым сахаром и солоноватым тестом, были жутко горячими и невероятно хрустящими. Их аромат проникал сквозь бумажный пакет, а жар обжигал державшие за донышко пальцы, пока Рене старательно пыталась влезть в старый лифт вместе со своим скарбом. Вещей было немного, но и кабина оказалась такой тесной, что скорее напоминала кладовку. Надо же, она и забыла об этом. Наконец, уместившись, Рене вдохнула запах старых камней и нажала заедавшую кнопку нужного этажа.

Вопреки тому, что большинство состоятельных женевцев покидали полный невыносимых пробок город, чтобы поселиться где-то в предместьях, Максимильен Роше предпочитал оставаться в центре событий. И пусть квартира недалеко от берега Роны была не самой большой, а соседи порой доставляли немало проблем шумными посиделками в кафе напротив, однако здание по улице Вален до сих пор оставалось домом для одного из самых влиятельных людей мирового правительства. Так что он не жаловался на легкую загазованность воздуха, исправно поливал цветы на узком балкончике и каждое утро открывал темно-бордовые ставни. Месье Роше любил предсказуемость, а потому был несказанно удивлен, когда в воскресное утро обнаружил на своем пороге бледную и уставшую Рене.

— Mon Dieu… — Ошарашенный шепот заставил дергано улыбнуться. Рука же сама протянула вперед бумажный пакет.

— Доброе утро, — поздоровалась Рене. Она смотрела чуть поверх костлявого плеча, не желая встречаться взглядом с бледно-голубыми глазами, что неверяще моргнули, а затем обеспокоенно скользнули по забранным в гладкий хвост волосам, споткнулись о впавшие щеки и застопорились на высоком вороте однородно черного джемпера. — Я принесла свежие круассаны…

— К черту их, — медленно проговорил Роше и с тихим вздохом покачал головой. — Гораздо важнее, что ты, похоже, привезла сюда остатки недавно разбитого сердца. Рене, я…