Если. Отголоски прошлого (СИ) - "Fiyalman". Страница 38

— Вини во всем русскую мафию, — снова рассмеялась Софи и протянула гостю руку для рукопожатия. — Приятного вечера, Майк.

— Взаимно, — ответил тот, пожав протянутую ладонь и, растянув губы в улыбке, покинул комнату.

Софи опустилась в кресло и, дождавшись, когда за ним внизу хлопнет дверь, встряхнулась: с алкоголем нужно было явно завязывать, потому как она только что легко перепила мужчину на 14 лет старше себя. И, хотя огненная вода развязала мистеру Британское правительство язык, и он явно не выдал самые главные тайны, и что-то подсказывало Софи, что как минимум одна из них точно связана с ближайшим будущим, иначе бы Майкрофт Холмс не заявился бы к ней в отсутствие брата.

Внезапно Софи напряглась, будто уцепившись в памяти за какое-то смутное воспоминание:

— В её распоряжении сведения, известные лишь близкому Шерлоку человеку, — сказал Джон, кинув на стол перед Майкрофтом какую-то газету. Они были в каком-то темном кабинете, а Софи будто бы наблюдала за ними из-за телевизионного экрана.

— А-а-а, — протянул тот, взяв бумаги в руки.

— Вы когда в последний раз видели записную книжку своего брата? — прошипел Джон, ткнув пальцем в собеседника. — В ней два имени — Ваше и мое… и получил всю информацию Мориарти точно не от меня.

— Джон… — вздохнул Холмс.

— Ну и как Ваши отношения продвигаются? Выпиваете чашечку кофе время от времени с Джимом? — он прищурился. — Это Ваш родной брат и Вы всю его жизнь разболтали этому маньяку.

— Я и не думал…

— Это? Это вы мне пытались тогда сказать, да? — перебил его доктор. — Присматривай за ним, потому что я оплошал, — он помолчал. — Как Вы с ним познакомились?

— Люди, ему подобные… Мы все о них знаем, следим за ними, — тихо сказал Холмс, встав с места. Но Джеймс Мориарти — самый опасный преступный разум, который когда-либо видел свет, и у него в кармане — совершенное оружие — код. Пара строк компьютерного кода, с помощью которых можно открыть любую дверь.

— И вы похитили его, чтобы попытаться выведать код? — догадался Ватсон.

— Допрашивали его неделями, — кивнул Майкрофт. — Он не желал играть по нашим правилам. Просто сидел, уставившись в темноту. И лишь одна вещь была в состоянии сдвинуть дело с мертвой точки… В моих силах было его разговорить, самую малость. Однако…

— Взамен вы были вынуждены предложить ему историю жизни Шерлока, — усмехнулся Джон. Софи знала это выражение лица — так он улыбался, лишь, когда был зол. — Итак, одна большая ложь… Шерлок — мошенник, и люди с радостью её проглотят, потому что в остальном — все правда. Мориарти хотел уничтожить Шерлока, а вы предоставили ему прекрасное оружие.

— Джон, — Майкрофт опустил голову. — Мне жаль.

Софи вскочила с места и обхватила голову руками. Она не могла понять, откуда она помнила этот диалог, и почему все происходящее в ее памяти выглядело таким реальным. Она в панике заметалась по комнате, пытаясь осознать увиденное.

Мориарти попытается нанести удар, Майкрофт (вполне возможно, но откуда знать?) рассказал консультирующему злодею всю биографию Шерлока, и Джим наверняка захочет… Черт его знает, воспользоваться услугами газетчиков?

Девушка остановилась.

— Так, ты сходишь с ума, — сказала она сама себе, встряхнувшись. — Это просто воображение, подстегнутое действием алкоголя. У тебя же нет дара прорицания, так? — она побила себя по щекам подушками пальцев. — Вдох-выдох.

Конан Дойл еще раз огляделась и вздохнула. Ей нужен был отдых: впереди был тяжелый рабочий понедельник, а вечером она обещала встретиться с Молли. После Рождества они с ней странным образом сблизились, и даже взяли за правило проводить вечера понедельника вместе.

Хотелось заплакать от нахлынувших эмоций, но слез, как всегда, не было — после событий тринадцатилетней давности Софи не могла плакать, несмотря на все те злоключения, которые ей подкидывала судьба. Вспоминать о пятнадцатом октябре в своей жизни и анализировать прошедшее не хотелось. Пора было выкинуть из головы все рисованные образы и лечь спать. Так она и поступила.

* * *

— Итак, на это лекция закончена, — сказала Софи. — Сегодня мы с вами разобрали роман русского философа, журналиста и литературного критика Николая Чернышевского «Что делать?», написанный в декабре 1862 — апреле 1863 годов во время заключения в Петропавловской крепости Санкт-Петербурга. Встретимся в пятницу на семинаре.

— Профессор Конан Дойл, — поднял руку один из студентов. — Можно задать вопрос?

— Конечно, мистер Фримэн, — кивнула доктор, подняв глаза от своих листов.

— Как Вы сами считаете, что является ответом на главный вопрос романа? — спросил юноша.

— Что же, — Софи вздохнула, собираясь с мыслями. — Я отвечу на Ваш вопрос несколько иносказательно, — она вышла из-за стойки и сделала пару шагов к аудитории, сложив руки за спиной. Допустим у меня или любого из вас родится когда-нибудь сын. Мы расскажем ему про его дедушку, нашего отца, и ему, как ни ужасно это признавать, будет все равно, ведь он не знал этого человека, он для него будет неинтересной историей, старой фотографией, — она сделала выразительную паузу, чувствуя, как все отрываются от своих конспектов и поднимают на нее глаза, обращаясь в слух. — И так будет с каждым из нас. Я прожила достаточно долго, и теперь отчётливо осознала, что все мы — просто инерция Большого Взрыва, — Софи прошла вдоль рядов, подняв голову к самым высоким партам. — Мы любим, плачем, умираем, ссоримся, воюем, и это не имеет никакого смысла, — она опустила глаза. — Но, знаете, может оно и хорошо, потому что мы можем сами его придумать… — она посмотрела на задавшего вопрос юношу и улыбнулась, — Я ответила на Ваш вопрос, мистер Фримэн?

— Да, — медленно кивнул юноша. — Благодарю, профессор.

— Всем еще раз спасибо, коллеги. Все свободны, — Софи сделал шаг спиной назад, наблюдая, как студенты неспешно поднимаются с места, собирают вещи и переговариваются. Она обожала свою работу.

Софи на сегодня закончила лекции и отправилась в свой кабинет, мечтая о чашке чая и паре печений. Она посвятила весь вечер проверке работ, и, когда у нее осталась только одна небольшая пачка, она на пару минут встала у окна, наблюдая за суетящимися во внутреннем дворе людьми. Ей доставляло странное удовольствие наблюдать за жизнью университетского городка, строя теории о мотивации спешащих по своим делам учеников и преподавателей. Сознание невольно унесло ее в прошлое — во времена, когда она еще училась в Москве и точно также на Воробьевых горах наблюдала за суетой столицы России. Проведя эту аналогию, она нащупала в кармане телефон и набрала знакомый до боли в сердце номер:

— Мам? — сказала она в трубку, не отрываясь от вида за окном. — Это я, привет.

— Барсик! — радостно воскликнула на том конце провода Алина Охотникова. — И тебе привет. Ты так давно не звонила, все в порядке?

— Да, в полном, — улыбнулась она маминому обращению. — И не так уж и давно, всего… — она запнулась.

— Два месяца, Соня, — грустно сказала мать. — Ты, конечно, пишешь почти каждый день, но нам бы очень хотелось слышать твой голос. Ты папе звонила, кстати?

— Позвоню на днях, — тихо ответила Конан Дойл.

— Он очень ждет, — с нажимом заметила мама. — И Катя тоже. Я тебе уже столько раз говорила, столько раз просила приехать — ты ведь не была дома уже полтора года!

— Мам, дела, — прищурилась Софи. — Учительский отпуск недолог.

— Я тоже учитель, можешь мне не рассказывать, — парировала собеседница. — Ладно, не будем о грустном. Я надеюсь, что ты меня услышала.

— Услышала, — кивнула Конан Дойл. — Я подумаю, что можно сделать.

— Спасибо и на том, — вздохнула мама.

Она в течение минут десяти рассказывала о том, что происходило дома, о самочувствии папы и непрекращающихся выяснениях отношений в семье Кати. Соня слушала ее достаточно внимательно, но несколько раз ловила себя на мысли, что разговаривает будто бы с человеком из прошлой жизни. По сути, так оно и было.