Если. Отголоски прошлого (СИ) - "Fiyalman". Страница 90

Детектив вдруг прищурился, уцепившись за фразы, прозвучавшие в этой комнате в последние минуты.

Шерлок скользнул глазами по ее фотографиям, а потом зачем-то взял со стола флеш карту с надписью «Виды пепла. Часть 2. Сигары», и перекинул на нее все изображения. После этого детектив зло захлопнул ноутбук, отбросив флешку подальше.

Флешка отобразилась на экране, и Софи дважды нажала на нее, открывая ее содержимое.

Шерлок услышал слабый нервный и немного смущенный смешок с первого этажа и в ужасе медленно поднял глаза от микроскопа.

Твою мать.

В следующий миг он обнаружил себя, стремительно бегущим вниз по лестнице, не касаясь перил и перескакивая через три ступеньки.

Софи, услышав, как наверху отъехал стул Шерлока, аккуратно убавила звук на ноутбуке, вытащила флешку и, включив звук на максимум, вставила устройство обратно, чтобы бегущий по лестнице мужчина услышал рингтон подключенного носителя. После этого шаги чуть-чуть замедлились.

Через минуту в гостиной показался Холмс, постаравшийся придать внешнего виду максимальную невозмутимость. Софи старалась не смотреть на него, чтобы не рассмеяться. Он медленно подошел к ней, и доктор передала ему ноутбук:

— Есть догадки? — спросила Конан Дойл.

— Несколько, — ответил Шерлока, мысленно поблагодарив бога, в которого не верил, что она не успела открыть флешку. По крайней мере, в анализ он пускаться не стал, а остановился на этой мысли.

Софи взяла со столика какую-то оставленную ей самой книгу и бездумно начала ее листать, когда Шерлок прошел к дивану и лег на него. Конан Дойл моментально поняла, что именно эту флешку она не могла найти в квартире после его «смерти».

И на ней были ее фотографии.

Шерлок что-то искал в ноутбуке, и они в течение следующих минут двадцати молчали, каждый погруженный в свои мысли. Софи не могла знать, зачем ему потребовались ее фотографии, но мысль о том, что он хранил их даже тогда, когда его жизнь висела на волоске, приятно грела душу.

Однако она верила, что Шерлок Холмс — не холодный разум, каким его считали остальные, а живой человек с кучей ментальных проблем. Точнее, она знала. И принимала его игру в имитацию.

Софи через какое-то время подняла глаза от книги и посмотрела на детектива, притихшего на диване над каким-то фолиантом. Внезапно ее губы тронула легкая улыбка — Шерлок спал, вытянув ноги и закинув руку за голову. Они были знакомы уже четыре года, но в таком положении она не видела его еще ни разу. Конан Дойл тихо закрыла книгу, не отрывая от Холмса взгляда. Три дня без сна, очевидно, дали о себе знать после такого потрясения нервной системы.

Она знала, что после «падения» у него начались хронические боли в груди и психо-соматические дрожи в руках, которые он старался скрыть. За три месяца после его возвращения она не раз просыпалась ночью, чувствуя неладное, и, спускаясь вниз, неизменно находила его в гостиной. Ему снились кошмары. Как и ей.

Конечно, она никогда не показывала, что знает: просто наливала ему чай и садилась в кресло, слушая его рассказы о делах, свидетелем которых она не была, или его музыку. Вытянув ноги к очагу, она порой была в гостиной до рассвета, не в силах уйти, находясь в вечном плену его скрипки.

Внешне он не изменился, хотя Софи и понимала, что в изгнании ему пришлось нелегко. Однако с самой первой их встречи после двух с половиной лет разлуки она видела единственную перемену, которую можно было различить. По всей видимости, замечала ее только она, и, вероятно, лишь потому, что он сам позволял ей ее увидеть.

Его глаза стали старше.

Она знала, что ему 37 лет, но он всегда был чем-то вроде ребенка-переростка в теле взрослого. Теперь же в его ледяном взгляде, направленном на весь окружающий мир, сквозило куда больше боли, чем мог вынести один человек.

Они не отмечали дни рождения: ни его, ни ее, не упоминали годовщину знакомства, не обменивались любезностями на день филолога и химика, не ждали 00:00 в Новый Год и Рождество, но в каждый праздник в раковине неизменно исчезала грязная посуда, в холодильнике появлялась закуска, а на подушке друг друга — маленький презент. На последний день рождения Софи подарила Шерлоку перчатки и новый шарф все того же синего цвета. Она знала, что этот человек, не брезгающий препарировать человеческие органы на их кухне и хладнокровно глядящий на пыль, любил уют и комфорт больше всех на свете. Он не сказал ей «спасибо», но с самого 6-го января надевал исключительно эти перчатки и шарф. И, видит бог, это была вся благодарность, которая ей была нужна.

Софи не претендовала на звание психолога века, но каждый раз, встречаясь с этим холодным сканером оттенка причудливой смеси серебра и золота, она будто бы физически чувствовала его боль. Шерлок Холмс мог храбриться сколько угодно, но она видела, что его образ жизни дается ему не так просто, как он хотел бы показать всему миру. Но мир верил, а Конан Дойл не показывала виду, что догадывается об обратном.

Вот и сейчас она сидела в кресле у камина, глядя на дремлющего друга, и испытывала чувство давно позабытого где-то на берегах Нового Света покоя. Огонь мягко играл в сумраке гостиной, не тревожа чуткий сон единственного в мире консультирующего детектива.

Она любила его.

Да. Не была влюблена, привязана или одурманена — такое с женщинами в его присутствии случалось нередко, она и сама знала несколько примеров. Нет — она поймала себя на этой мысли в ночь Рождества, и с тех пор не боролась с ней. Чувство, которое она испытывала к Шерлоку Холмсу, было любовью. Не тютчевской борьбой двух людей, не несчастьем Лермонтова, не самопожертвованием Толстого — ее любовь была… Тем, что это понятие вмещает в себя в сказках, которые нам всем рассказывали перед сном.

Ей не нужен был памятник или ответное чувство, она не просила восхищения или милости — напротив, меньше всего на свете она стремилась к тому, чтобы он узнал. Она готова была прожить всю свою оставшуюся жизнь рядом с ним, неся вечный ярлык лучшего друга и преданного компаньона — и это не было жертвой, нет. Она сама этого хотела.

Софи знала: чтобы найти верную дорогу, нужно сначала заблудиться.

Она уже любила и была любима в ответ, была замужем, объездила полсвета, ругалась, выясняла отношения, кричала — ей хватило всего этого на сто жизней вперед, а человек, который лежал на диване в паре метров от нее, научил ее тому, что в жизни, даже самой опасной, всегда есть место смеху. А жить и работать с человеком, который заставляет тебя верить в лучшее и не уставать от жизни — разве не та форма любви, к которой стремится весь человеческий род?

Шерлок чему-то улыбнулся во сне, и Конан Дойл тоже невольно ухмыльнулась. С этого и начались все ее проблемы: с этой чертовой улыбки. Четыре года назад, войдя в лабораторию Бартса и протянув Шерлоку Холмсу свой телефон, она оставила за дверьми все свое прошлое и, пока он шел к ней, даже не почувствовала, как ее будущее приблизилось к ней на расстояние вытянутой руки.

Софи уже не жалела о прошлом, ведь оно никогда не жалело ее. Смерть Артура была самым тяжелым грехом, который должен был навсегда остаться с ней, и девушка знала, что она никогда себя не простит. Однако это было неважно. Будущее не обещало никаких отголосков давно минувшего.

В дверь позвонили, и Шерлок встрепенулся:

— Что ж, — он отставил в сторону ноутбук. — К счастью, в Англии есть человек, который в курсе нашего дела, и я позаботился о том, чтобы услышать это из его собственных уст, сегодня же, — он встал и пошел в прихожую.

У Софи в кармане зазвонил телефон:

— Это по работе, — пояснила она остановившему Холмсу. — Нужно ответить. Я приду позже.

— Я встречу доктора Стернейдла в беседке, — кивнул детектив.

На пороге его встретила величественная фигура знаменитого исследователя Африки:

— Вы вызывали меня, мистер Холмс? — начал он без приветствия. — Я получил Ваше сообщение около часу назад и пришел, хотя мне совершенно непонятно, почему я должен исполнять Ваши требования.