Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 67

У фашистов были и «союзники» – арабы, жившие в Восточной Африке со времен Средневековья. Еще в XIX веке немцы лишили арабских правителей привилегии заниматься работорговлей, жестоко подавив все попытки восстать, теперь же правители этих карликовых государств спешили заручиться поддержкой фашистской Италии. Наконец, помимо мобилизованных или явившихся добровольцами итальянцев, в Африку отправились потомки итальянских эмигрантов из Южной Америки, выставившие два особых легиона, сражавшиеся в составе фашистской милиции. Организационно итальянские силы (помимо колониальных войск) были сведены в 15 дивизий, из которых 9 являлись армейскими, а 6 относились к фашистской милиции.

Однако на этой впечатляющей картине итальянской мощи имелись и свои темные пятна. Во-первых, несмотря на двенадцать лет, в течении которых Муссолини занимал должность министра обороны, боеспособность вооруженных сил Италии все еще оставалась на достаточно низком уровне. Виной тому были как объективные причины – относительная бедность и отсталость страны, не позволявшие соперничать в этом отношении с великими европейскими и мировыми державами, – так и некомпетентность самого дуче. Долгое время армию, невзирая на всю милитаристскую риторику, держали на голодном пайке, и только на рубеже 20–30-х годов это положение начало меняться. Разумеется, за столь короткие сроки невозможно было коренным образом изменить ситуацию, хотя фашистским пропагандистам и удалось в значительной мере поднять престиж национальных вооруженных сил, традиционно оцениваемых в мире не слишком высоко. Военные представители иностранных держав, наблюдавшие за маневрами итальянских войск, отмечали их достаточно слабую подготовку, но Муссолини предпочитал полагаться на рапорты сервильных генералов и кадры кинохроники, демонстрирующей всему миру грозные линкоры, новейшие самолеты и бравых пехотинцев, по любому поводу собираемых в огромные многотысячные построения.

Военные усилия страны подрывались и тем, что дуче не придавал особого значения Генеральному штабу, вследствие чего Италия долгое время страдала от отсутствия целостной программы военного развития. Дилетантизм вождя в военных вопросах стал очевиден еще на стадии планирования завоевания Эфиопии, когда по решению Муссолини значительная часть армии вторжения была сформирована из дивизий фашистской милиции, отличавшихся крайне слабой подготовкой – даже по меркам итальянской армии.

Еще одним серьезным просчетом дуче стал кадровый вопрос. Как уже говорилось, отдавая руководство генералу де Боно, Муссолини рассчитывал на то, что большая часть лавров достанется ему, дуче фашизма, его милицейским дивизиям, а не армейским генералам с их Виктором Эммануилом в качестве главнокомандующего. Муссолини собирался осуществлять общее руководство войсками, не беря на себя при этом никакой формальной ответственности – де Боно представлялся ему идеальным кандидатом на роль технического исполнителя. Несколько сотен журналистов, отправившихся вместе с кинооператорами в Африку, должны были запечатлеть на бумаге и киноленте победу не просто королевской армии, а фашизма в целом. Но Муссолини, как это с ними часто бывало, не сумел провести намеченную линию ровно. После некоторых колебаний он все же позволил своему начальнику Генерального штаба маршалу Бадольо внести большие изменения в подготовку кампании. Де Боно, мечтавший после победы вернуться на политический Олимп фашистской Италии (карьеру генерала в свое время сломало «дело Маттеотти»), планировал вести колониальную войну в классическом стиле, а именно – используя небольшой костяк итальянских войск и многочисленные туземные отряды, подкупая эфиопских вождей и стремясь к скорейшему достижению политических целей (падению императорского правительства). Однако теперь, благодаря усилиям Бадольо и из-за неуверенности Муссолини, поход приобретал тот самый гигантский, немыслимый для колониальных войн масштаб. Уже немолодой 66-летний генерал, в Мировую войну командовавший корпусом, оказался не готовым к операциям такого масштаба – в первую очередь психологически. Тщеславие мешало ему отказаться от поста, а привычка повиноваться Муссолини заставляла скрывать собственный взгляд на положение вещей. В результате де Боно принял худшее из всех решений – втихомолку саботировать «ошибочные решения» дуче, ведя войну в соответствии с собственными представлениями. Впоследствии все это дало о себе знать. «Вечный бунтарь» фашистского движения Итало Бальбо насмешливо прокомментировал действия дуче, заявив, что он «редко видел спектакль такого масштаба с таким отсутствием мастерства».

На рассвете 3 октября 1935 года Италия начала войну в «ультрасовременном стиле», как и полагалось передовому фашистскому государству – с массированных авианалетов. Удары с воздуха по практически не имевшему ПВО противнику – что может быть слаще? Разве Италия не родина доктрины воздушной войны? Обложки газет украсились портретами бравых пилотов Витторио и Бруно Муссолини, а многочисленные статьи рассказывали о том, как легко итальянская авиация расстреливает целые толпы эфиопов, для подавляющего большинства из которых это были первые увиденные в их жизни самолеты.

Вообще-то, массированными эти удары можно было считать только в рамках тогдашних реалий – на деле, конечно, несколько сотен «бомбовозов» производили не столько материальный, сколько моральный эффект – беззащитные для ударов с неба эфиопские войска подчас попросту разбегались, не выдерживая постоянных налетов. Особенно эффективными такие воздушные атаки стали на завершающем этапе кампании, когда армии Хайле Селассие уже не могли выдерживать боев с итальянскими войсками. Особенно эфиопских солдат пугали зажигательные бомбы, при помощи которых итальянцы выкуривали противника из лесистой местности или отрезали ему путь к отступлению – в холмистой и горной африканской стране дорог было совсем немного, что многократно увеличивало эффективность итальянских ВВС.

Но у этой «эффективности» обнаружилась в скором времени и обратная сторона. Авиация с самого начала использовалась для ударов по гражданским объектам – не только городам, но и просто по скоплениям людей. Хвастовство о толпах эфиопов, расстреливаемых на бреющем полете из пулеметов, носило буквальный характер. Иногда атакам подвергались и объекты Красного Креста. Помимо этого, итальянская авиация была ответственна за, пожалуй, наиболее отвратительный элемент той войны – химическое оружие. Чуть ли не с первых дней военных действий итальянцы использовали бомбы со слезоточивым газом, а также бочки с ипритом, разбрасывая их на определенных участках, чтобы сделать их непригодными для обороны. Поначалу химическое оружие применялось достаточно редко и бессистемно, но уже к концу 1935 года итальянцы все чаще обрушивали его на эфиопов – не только на фронте, но и в тылу. Настоящее же, массовое, применение химического оружия начнется в 1936 году, когда Муссолини решит, что без этого Италии не удастся быстро добиться поставленных задач. К такому выводу дуче придет после разочарований первых месяцев войны.

Де Боно оказался слишком пассивным, слишком медлительным – по мнению дуче. После первых успехов осенью 1935 года, когда главной итальянской группировке удалось без особых помех прорваться в Эфиопию на глубину в сотню километров, наступила пауза. Итальянский командующий собирался обустроить тыл своей армии и, дождавшись, когда эфиопы начнут контрнаступление, – разгромить их. Такая осмотрительная стратегия в войне с «дикарями» оскорбляла Муссолини, который пытался руководить военными операциями из Рима. У нас в Восточной Африке огромная армия, бушевал он, треть из них – это молодая элита нации, чернорубашечники, почти сотня тысяч добровольцев, а его генерал выжидает и строит сложные планы, как будто речь идет о войне в Европе! Муссолини был не слишком справедлив к своему полководцу, но и дуче можно было понять – после всех разговоров о быстрых и решительных операциях де Боно вновь и вновь призывал к осторожности. Ему на месте было, конечно, виднее, зато в столице очень хорошо знали, во сколько Италии обходится каждый день этой войны. Муссолини, считавший, что итальянская дипломатия проявила чудеса изворотливости, сумев использовать германскую карту в отношениях с англо-французами, а австрийскую – с немцами, меньше всего был настроен ожидать, когда де Боно наконец-то заманит эфиопские армии в ловушку.