Верь мне (СИ) - Тодорова Елена. Страница 84
Быстро взлетаю, словно супермощь какую-то активировал. А оказавшись на крыше, уже бегу. За гребаным Антиповым. Когда замечаю у края Соню с Владой, понимаю, что не успеваю. Но захвативший мой организм ужас такой сильный, что я выжимаю из себя запредельный максимум.
Я не могу ЕЕ подвести! Я не могу ЕЕ потерять!
Момент истины. Секунды вечности.
Антипов хватает Владу. Та тянет за собой Соню.
Ужас, ярость, отчаяние, молитва, вера, сила… Рывок сверх своих физических возможностей, и я ее практически в воздухе ловлю. Теряю равновесие, но дергаю в сторону.
Выстрел… Выстрел… Жгучая боль точечно и сразу по всему телу.
Мы с грохотом падаем на безопасный участок крыши.
– Соня… – мне нужно понять, что с ней все в порядке.
Глаза в глаза.
Одно осознание: жива. Она жива. И это главное.
Я отрубаюсь.
Затяжная тьма. Едкие запахи медикаментов. Приглушенные звуки голосов. Слепящий свет лампы.
Мой фильм закончился. Я так и не узнал своего будущего. Но увидел главное.
– Саша… Боже мой, Саша…
Свежий выброс адреналина. Ускорение сердцебиения.
На инстинктах прикладываю все усилия, чтобы открыть глаза.
А когда, наконец, разлепляю их, вижу склоненную над собой Соню.
– Господи… Слава Богу!
Пока она вздыхает и радостно причитает, касаясь меня теплыми ладонями, я крайне медленно догоняю, где я, и в каком сейчас положении перед ней.
– Выведите ее отсюда, – первое, что я прошу у стоящего рядом врача, как только язык отлепляется от неба. – И больше ко мне не впускайте.
[1] Допэмиссия – дополнительный выпуск акций. Акций становится больше, а доля каждого из инвесторов – меньше. Акции могут выпускаться в пользу определенных инвесторов.
45
Завтра будет легче…
© Соня Богданова
– Выведите ее отсюда. И больше ко мне не впускайте.
Сказать, что я потрясена, услышав эти слова – ничего не сказать. Это подобно физическому удару в грудь, после которого я сразу же задыхаюсь. Но и этой реакции моему организму оказывается мало. Боль слишком сильная. Она носится по моей груди как раненый зверь, пока не раскалывает на осколки сердце.
На глазах тотчас проступают слезы. Я на автомате моргаю, чтобы сдержать их и продолжать видеть хмурое лицо Саши, его воспаленные, все еще мутные и совершенно неприступные глаза.
Еще минуту назад у меня все горело в груди от счастья, что операция прошла успешно. А сейчас я снова несчастна. Нет, я, конечно же, рада, что Георгиев жив. Это главное. Но… Просто оказываюсь не готовой к тому, что прогонит меня.
– Пойдем, Сонь, – слышу тихий голос Чарушина.
Он кладет руку мне на плечи и мягко тянет, заставляя отойти от койки. Я выхожу неохотно и медленно, замечая, как Саша опускает веки, поджимает губы и тяжело сглатывает. Скачок давления и резкое ускорение сердечного ритма на мониторе – последнее, что я вижу, прежде чем Чарушин выводит меня из палаты.
– Твой мозг окончательно сдох? – рассекает застывшую тишину резковатый выпад Дани.
И дверь закрывается.
– Мне жаль, – выдыхает Артем, притягивая меня в объятия. Я машинально подаюсь. Прижимаюсь к его груди. Вдыхаю знакомый запах. – Уверен, что это требование не имеет ничего общего с его истинными желаниями. Давай отнесемся с пониманием к неадекватности больного, который только-только вышел из-под наркоза.
У меня нет слов. Я ошарашена. Меня будто огрели чем-то тяжелым по голове. Я даже не плачу. Потому как это тоже конечная реакция, а я где-то застряла со своим восприятием этой сцены. Да и стоит ли лить слезы? После всего? Конечно, не стоит. Хорошо, что все закончилось. Саша жив и скоро пойдет на поправку. Это главное.
Чарушин забирает меня к себе домой. Лиза встречает нас, едва входим в дом. Вижу, как ее трясет, и становится стыдно. Всю ночь ведь не спала.
Бросившись к нам навстречу, сестра крепко обнимает меня, отрывисто вздыхает и только после этого спрашивает:
– Как ты?
– Нормально, – выдаю с трудом.
– Боже… Я чуть с ума не сошла!
– Прости.
– Да при чем здесь… – толкает она спешно. – Ты же не виновата, что оказалась во все это втянута.
– Лиза… – сиплю я. Когда она смотрит, готовая выслушать любую мою просьбу, шепчу: – Если ты не против, я бы хотела принять душ и лечь спать.
– Конечно! Я понимаю. Беги скорее в душ, а я пока приготовлю тебе какао. Выпьешь перед сном, чтобы согреться и восполнить силы. Кушать ведь вряд ли сможешь.
От одного упоминания про еду у меня скручивает желудок. Ничего не говорю больше. Просто киваю и, скинув куртку, поднимаюсь наверх.
Я, конечно, понимала, что мы с Сашей никогда больше не будем парой. После того, что у него было с Владой, я бы сама не допустила сближения. Но, стоя под горячими струями душа, я не могу не ломать голову над его поступком.
«Выведите ее отсюда… И больше ко мне не впускайте…»
Почему??? Он сердится на меня из-за того, что я так подставилась? Он считает меня предательницей? Он разочарован во мне? Что стоит за этим требованием?
Я рассчитывала, что смогу обнять его… Боже, просто обнять! После того, что мы пережили, мне это крайне необходимо.
Господи, я не хочу, чтобы Саша злился на меня… Я не хочу! Если он злится, зачем же спасал ценой собственной жизни?! Я не понимаю… Думала, что наконец-то смогу с облегчением выдохнуть, но не получается. Боже мой, то, что Саша зол на меня, очень-очень больно.
Он видел, как упала Влада? Может, он винит меня в том, что я не смогла ее удержать? Может, он все же проникся к ней настоящими чувствами и сейчас скорбит из-за ее гибели?
Наверное, он считает меня ненадежной, глупой, пустой, проблемной… Наверное, перестрадал, перегорел, разлюбил… Наверное, забыл все, что было…
И ладно. Меня устраивает, хоть сердце и протестует.
Но я не могу смириться с тем, чтобы он злился на меня.
С этим нужно что-то делать? Возможно, я смогу объяснить свои поступки позже, когда он поправиться и будет готов меня выслушать? Да, надо будет обязательно попытаться.
А сейчас… Сон и собственное восстановление.
Когда я выхожу из ванной, Лиза уже ждет меня с какао. Поставив чашку на тумбочку, она помогает мне забраться в постель и заботливо укрывает одеялом.
– Не волнуйся, я сейчас уйду. Еще чуть-чуть посмотрю на тебя, – шепчет сестра с влажными от слез глазами. – Родная моя… Пей скорее, – спохватившись, подает мне какао. – Пока не остыло…
– Спасибо.
В ответ на мою благодарность Лиза только кивает.
– Уверена, что хочешь, чтобы я ушла? – спрашивает, когда я делаю несколько глотков чудесного напитка. – Я могу лечь с тобой. Артем справится с Киром.
– Нет… Прости… Я правда хочу остаться одна.
– Понимаю.
Замолкает и тихо сидит, пока я не допиваю какао. А потом забирает чашку, желает мне сладких снов, гасит свет и выходит из комнаты.
А в моем сознании другой голос звучит.
«Сладких кошмаров, родная…»
Меня скручивает от боли. И я, свернувшись в комок, разражаюсь самыми отчаянными и безумно горькими рыданиями.
«Все закончилось… Все хорошо… Завтра будет легче… Главное, что он жив…» – убеждаю себя.
Но сию секунду эта мантра не работает. Я будто в огне. И это пламя никак не желает утихать. Долгое время в моей голове на замедленной перемотке крутятся события этого жуткого вечера. Я снова в них погружаюсь, увязаю, проживаю, трясусь от страха и в какой-то момент даже начинаю жалеть, что не позволила Лизе остаться.
Пока, наконец, не вырубаюсь.
Утро выдается не менее мрачным. Мне не хочется выползать из постели. Я так много страдала, что сейчас не понимаю: а в самом ли деле я выжила? Упорно сжимаю веки и пытаюсь продлить забытье, но быстро понимаю, что уснуть больше не получится.
Приходится вставать.
Я негодую из-за потерянного мобильного и невозможности связаться с Людмилой Владимировной, чтобы узнать, как прошла ночь в больнице. А потом вспоминаю о Владе… И эта утрата кажется мне такой ничтожной мелочью, что даже стыдно становится.