1900 год, или Последний президент (ЛП) - Локвуд Ингерсолл. Страница 2

Как ни удивительно, жители верхней части города даже не пошевелились, чтобы выскочить из своих домов и собраться на площадях, хотя ночь была безоблачной и чудесной. Они сидели, парализованные невыразимым страхом, а если кто и произносил несколько слов, то с прерывистым дыханием и сильнейшим биением сердца.

Менее чем через полчаса конные полицейские промчались по улицам, крича:

— Оставайтесь в своих домах, заприте двери и забаррикадируйте их. Весь Вест-Сайд охвачен беспорядками. Огромные толпы собираются под руководством анархистов и социалистов и угрожают грабить и опустошать дома богачей, так много лет причинявших им зло и угнетавшим их. Не выходите на улицу. Погасите все огни!

К счастью, губернатор Мортон находился в городе, и хотя смертельная бледность его лица преодолела пепельный оттенок старости, но в голосе не слышалось ни малейшей дрожи:

— Поставить Седьмой, Двадцать второй и Семьдесят первый полки под ружьё.

Через несколько мгновений на притихших улицах раздались голоса сотен гонцов, сзывающих солдат этих полков в оружейные склады.

Медленно, но с поразительными выдержкой и упорством, толпа оттеснила полицию к северу, и хотя полисмены выдержали натиск с непревзойдённой храбростью, но, отброшенные назад, тёмные массы разъярённых существ вновь яростно обрушились на своих противников. «Успеют ли войска спасти город?» — шёпотом спрашивали командиры, руководившие действиями полицейских.

Около девяти вечера толпа с оглушительным криком, словно четырёхголовое чудовище, изрыгающее огонь и пламя, ревя и бушуя, ворвалась на Юнион-сквер [5].

Полицейские силы были истощены, но их шеренги всё ещё были подобны каменной стене, отличаясь от неё лишь подвижностью. Толпа неуклонно двигалась к северу, а воздух над ней дрожал и разрывался от безумных криков победителей:

— Брайан избран! Брайан избран! Наш день, наконец, настал! Долой наших угнетателей! Смерть богачам! Смерть золотым жукам [6]! Смерть капиталистам! Верните нам деньги, которые вы выжали из нас! Верните нам мозг наших костей, которым вы смазывали колёса своих карет!

Полиция была практически беспомощна. Полисмены по-прежнему размахивали дубинками, но удары были неэффективны и лишь усиливали ярость бесчисленных орд, наступавших на Мэдисон-сквер. Отель «Пятая авеню» первым ощутит на себе ярость толпы. Успеют ли войска спасти его?

И тут раздаётся нечто невыразимое – полу-приветствие, полу-крик радости. Мужчины глубоко вдыхают; женщины падают на колени и напрягают глаза; они слышат, но пока не видят, потому что газовые заводы и электростанции ещё с вечера разрушены толпами, которые предпочитали сражаться в темноте или при свете подожжённых жилищ богачей.

Снова звучат радостные крики, всё громче и отчётливее, а затем – возгласы:

— Они идут, они идут!

Да, они приближались — Двадцать второй по Бродвею, Седьмой по Мэдисон-авеню, оба на двойной скорости.

Через мгновение протрубил горн, послышалось несколько отрывистых, ясных и чётких команд, после чего оба полка окружили площадь, выстроившись в боевом порядке. Толпа двинулась на них. Сможет ли эта тонкая линия войск сдержать такую огромную массу людей?

Ответом был оглушительный залп из огнестрельного оружия, ужасающий треск, подобный тому, с которым взрываются молнии. Стена огня накрыла площадь. Залпы повторились снова и снова. Толпа замялась, застыла, заколебалась, отступала, снова хлынула вперёд. В этот момент невдалеке раздался грохот, словно от падения множества огромных ножей. Это доблестный Семьдесят первый напал на Двадцать третью улицу и окружил толпу с флангов. Солдаты наступали, как железная стена, ощетинившаяся стальными клинками. Без криков, без звука. Полк сеял смерть в тишине, за исключением момента, когда сталкивались, скрестившись, два штыка, сокрушая вдвойне сильного врага.

Когда колокола пробили полночь, последние остатки бунтовавших были изгнаны и спрятались в укрытиях, но колёса повозок, перевозивших мёртвых, грохотали до рассвета.

И тогда престарелый губернатор в ответ на слова мэра:

— Слава Богу, мы спасли город! — ответил:

— Да, но Республика...

ГЛАВА II

Как бы сильно ни удивлялся мир восстанию «угнетённых масс» мистера Брайана в городе у моря и тому, как великолепные дома Нью-Йорка чудом избежали огня и разорения, ещё сильнее он поразился, когда по всей стране разнеслась новость о том, что Чикаго вообще не нуждается ни в одном федеральном солдате.

«Чикаго обезумел, но это безумие радости. Чикаго находится в руках толпы, но эта толпа — шумная, грубая и неистовая — состоит из обычных граждан. Это естественное ликование класса, внезапно получившего избирательные права, но не стремящегося ни к какому иному злу, кроме изобличения злодейских и корыстных душ, жестоко угнетавших бедняков и забивавших безжалостный гвоздь социальной и политической власти в сердца «простых людей», пока его шляпка не скрылась из виду, и отчаяние не прижало свою волчью морду к дверям трудящихся».

И всё же в этот момент, когда ночной воздух дрожал от безумных воплей «простых людей» о том, что Господь явил им Свою доброту, что злые менялы изгнаны из храма [7], что жестокосердые ростовщики наконец-то побеждены, что теперь у руля стоит «народный Уильям», что мир и изобилие через несколько лун вернутся в хижину бедняка, что Серебро стало королём — да, наконец-то, королём — мир продолжал удивляться: почему красноглазая анархия, стоявшая на площади Хеймаркет [8] и вздымавшая вверх тонкие руки, не вырвала из груди с диким выражением лица и ещё более дикими жестами динамитную бомбу, чтобы метнуть её в ненавистных приспешников закона, которые стали молчаливыми зрителями этого безумного народного ликования? Почему? Вглядитесь, и вы узнаете, почему мир в белых одеждах шёл в ногу с этой бушующей толпой и отвратил её мысли от грабежа.

Там был ОН [9]. Главный дух, державший их в узде. Он, и только он, вознёс Брайана на недостижимую высоту. Без этих двадцати четырёх выборщиков, Брайан был обречён, безнадёжно обречён. Он, и только он, твёрдо и крепко заставил великое Содружество Запада придерживаться демократической линии; поэтому он пришёл как завоеватель, как создатель королей, и сами стены соприкасающихся с небом зданий дрожали, когда его несла по многолюдным улицам организованная толпа, и десять раз по десять тысяч его приспешников выкрикивали его имя и потрясали шляпами в безумном ликовании:

— Ты наш Спаситель, ты очистил Храм Свободы от зловонной орды ростовщиков. Мы приветствуем тебя! Мы называем тебя Создателем Королей. Сам Брайан должен именовать тебя Хозяином. Ты получишь свою награду. Ты будешь стоять позади престола. Твоя мудрость сделает нас здоровыми. Ты очистишь землю от незаконного сброда торгашей. Ты спасёшь Республику. Ты больше, чем Вашингтон. Ты наш друг, надёжнее, чем Линкольн. Ты сделаешь для нас больше, чем Грант [10]. Мы твои рабы. Мы салютуем тебе. Мы благодарим тебя. Мы благословляем тебя. Ура! Ура! Ура!

И тем не менее это огромное сборище приручённых монстров, это могучее скопище добродушных ненавистников установленного порядка вырвалось из-под контроля Хозяина на несколько кратких мгновений и окунула руки в кровь врага. Произошедшее было столь же быстрым, сколь и ужасным. Их было всего четверо, безоружных, на потеху толпе. При виде этих людей тысяча глоток изрыгнула могучий и ужасный рык ненависти. Они были храбрыми людьми, и отступили к стене, чтобы умереть, как храбрые люди – сбитые с ног, избитые, разорванные в клочья, растоптанные, протащенные по улицам… всё завершилось за считанные мгновения. Они сталкивались с завывающими дикарями на далёком Западе, с раскрашенными монстрами в человеческом облике [11], но ни разу им не приходилось слышать, чтобы такие вопли вырывались из человеческих глоток; и так они погибли, четыре храбреца, облачённые в синие ливреи Республики [12], единственным преступлением которых было то, что несколько месяцев назад, вопреки торжественному протесту Хозяина, их товарищи ступили на землю Содружества и спасли Метрополию Запада [13] от рук этой самой толпы.