1900 год, или Последний президент (ЛП) - Локвуд Ингерсолл. Страница 3

Итак, Чикаго праздновал выборы нового президента, который должен был освободить землю от рук финансовых дельцов и положить конец многолетнему порочному союзу между бартерщиками [14], продавцами человеческого труда и законодателями.

По всей длине и ширине Юга и за пределами Великого Разделения [15] эта новость обрушилась на деревни и посёлки, словно благая весть нового Евангелия, почти столь же значимая для человеческого счастья, как и небесное сообщение двухтысячелетней давности [16]. Колокола звонили, радостно приветствуя ликующих, и сами звёзды дрожали от снова и снова повторяющегося рассказа о том, что было сделано для бедняка его собратьями с Севера; и возле пылающих сосновых сучьев в очаге южной хижины, и перед кострами шахтёрских лагерей Дальнего Запада [17] раздавался крик:

— Серебро — король! Серебро — король!

Чёрные и белые ладони сплелись в этом странном пиршестве любви, и темнокожий внук больше не чувствовал боли от хозяйского удара плетью. Повсюду воцарились мир и благоволение, ибо люди наконец-то победили своих врагов, которые обложили их налогами и десятиной [18] до самой смерти. Теперь работник не только будет получать достойную плату, но получать её народными долларами, для блага народа, а казне богача придётся отдать неправедно нажитую прибыль, и солнце, глядя на эту широкую и прекрасную землю, не найдёт человека, который остался без работы и не может сбыть свой товар. Отныне богач должен, как и полагается, платить королевскую сумму за счастливое обладание своими привилегиями, а также взять налоги страны на свои широкие плечи, где им и надлежит находиться.

ГЛАВА III

Не всякое перо способно было с достаточными исторической полнотой и точностью описать дикие сцены волнения, которые наутро после дня выборов разразились на биржах по всему Союзу [19]. Чем больше и важнее был денежный центр, тем глубже, темнее и тяжелее было отчаяние, воцарявшееся после того, как утихали бурные всплески протестов, неповиновения и проклятий. Некоторым казалось, что предчувствия быстрого, но верного обнищания лишь превращают мрачную и унылую драму революции и распада в уморительный фарс, и они приветствовали возможную потерю своих миллионов громким хохотом и неописуемыми выходками, грубыми шутками и непристойным весельем.

День шёл своим чередом, а новости становились все хуже и хуже. Было слишком очевидно, что Палата представителей Конгресса Пятьдесят пятого созыва будет контролироваться объединённой коалицией популистов и сторонников Свободного Серебра, в то время как дикая радость, с которой весь Юг приветствовал избрание Брайана и Сьюэлла [20], не оставляла сомнений в умах северян, что южные сенаторы, все до одного, встанут на сторону Администрации в великом конфликте, в который вскоре будет ввергнута Республика. Добавьте к этому двадцать сенаторов Свободных Серебряных Штатов Севера, и новый президент получит полностью поддерживающий его Конгресс Республики. Ничто не будет стоять между ним и реализацией тех планов, которые может вызвать буйная фантазия, неукрощённая рукой опыта и презирающая поводья мудрости.

Слова исчерпаны? Нет, отнюдь; оставался Верховный суд. Однако судья Филд уже подошёл к восьмидесятилетнему рубежу, а судье Грею было почти семьдесят, и ещё один-два члена этого Высшего органа юстиции слабо цеплялись за жизнь. Даже при должном и упорядоченном ходе событий могут появиться вакансии и тогда...

Несмотря на невыразимый страх, охвативший множество людей и охладивший кровь промышленности страны, новый 97 год вступил в свои права с надеждой, безмятежно, почти вызывающе. В воздухе витало нечто неописуемое, дух политического безрассудства, чувство, что старый порядок ушёл в прошлое, и что Республика вошла в утробу Времени и родилась заново. Это чувство начало подавать внешние и видимые знаки своего существования и роста в отдалённых сельскохозяйственных районах Юга и Дальнего Запада. Люди отбрасывали свои рабочие орудия, слонялись без дела, собирались группами, и слова Вашингтон, Белый дом, Серебро, Брайан, Конторы, Два за один [21], День Юга, Царство Простых Людей, Налоги, Доходы, Юбилейный год [22], Свободная чеканка [23], Уолл-стрит, Альтгельд, Тиллман, Пеффер, Кокси [24] произносились таинственным шёпотом, сквозь сжатые губы, и сопровождались многозначительными кивками.

По мере того, как январь уходил, а февраль, приближаясь, приближал инаугурацию Брайана [25], группки сливались в группы, и было слишком очевидно, что из дюжины разных точек на юге и северо-западе для наступления на Вашингтон формировались «армии Кокси». Порой они были хорошо одеты и прилично снабжены; в других случаях они мало чем отличались от огромных масс голодных и беспокойных людей, деморализованных бездельем и возбуждённых чуть ли не до предела экстравагантными речами своих лидеров, воодушевлённых только одной мыслью: использовать эти огромные толпы Серебряных паломников, как те себя называли, для подкрепления своих притязаний на государственную должность.

Эти толпы обманутых людей вполне обоснованно назывались «Серебряными паломниками», поскольку сотни из них везли в пеньковых мешках серебряные изделия, в девяноста девяти случаях из ста – позолоченные вещи малой ценности, которые недобросовестные торговцы и коробейники сбагривали им как подлинные, обещая, что по прибытии в Вашингтон Монетный двор Соединённых Штатов перечеканит из этих изделий «брайановские доллары», давая в качестве оплаты «два за один».

В то время как эти разношёрстные «армии» маршировали к столице Республики, железнодорожные поезда день и ночь перевозили огромные толпы «новых людей», политиков низкого ранга, людей без работы, пьяных и недовольных механиков, сыновей фермеров, искавших счастья под Правлением Народа, прихлебателей и лизоблюдов начальников округов, стариков, не занимавших никаких должностей в течение тридцати и более лет – все они были вдохновлены заявлением мистера Брайана о том, что «американский народ не поддерживает пожизненное пребывание на государственной службе, что постоянное занимание должностей представителями правящего класса не гармонирует с нашими институтами, что фиксированный срок на назначаемых должностях откроет государственную службу для большего числа граждан, не снижая её эффективности». Все несли в руках или на плечах новые мётлы, и каждый был в высшей степени уверен, что при распределении добычи что-то обязательно достанется и ему, поскольку он принадлежал к «простым людям», которые были так дороги мистеру Брайану и которые сделали его Президентом, несмотря на чудовищное сопротивление богачей, совершенно напрасно широко распахивавших свои сундуки, и несмотря на сатанинскую и поистине дьявольскую власть того ада на земле, что известен под именем Уолл-стрит, тщетно тратившего золото в отчаянных попытках заковать в цепи доверия и отдать в когти бездушных монстров, известных как корпорации, этих самых «простых людей», которые вскоре должны были триумфально шествовать перед серебряной колесницей молодого Завоевателя с Запада.

ГЛАВА IV

Кто-то выдвинул странное пророчество, попавшее в ежедневные газеты, и его комментировали со смехом или всерьёз, в зависимости от политического тона газеты или чувства юмора автора: для американского народа никогда не наступит 4 марта 1897 года. В этом предсказании содержалось нечто любопытное и жуткое, и то, что произошло на самом деле, не могло ослабить тревожное напряжение, царившее среди людей, поскольку этот день буквально и по-настоящему так и не наступил для Вашингтона и вполне заслуживает своего исторического названия «День без рассвета». В шесть утра, в час рассвета, над городом нависла такая непроницаемая пелена облаков, что не видно было никаких признаков дня. Собравшиеся толпы ясно слышали жалобные крики и причитания, раздававшиеся в негритянских кварталах города. Лишь около девяти вечера свет перестал пытаться «светить во тьме» [26], и тьма смогла обнять мир.