Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа. Страница 36

— Белка не ворожила Стрелка! — гаркнул Ловкий и стукнул ясеневым посохом о землю — даже взметнулась лежалая хвоя.

Белка?..

Вздрогнув, она поспешно спряталась и прижалась спиной к бревенчатой стене. Сельчане кричали зло, яростно, но значение громких слов вязло в шуме хлынувшей в голову крови. Губы задрожали и невольно поджались от обиды. Они обвиняют её? Белянка закусила язык, чтобы не разреветься.

— А тебе это только на руку, Ловкий, — басил Боровиков, отец Ласки и глава самого богатого семейства в деревне Луки. — Бегаешь теперь сам с ясеневым посохом, командуешь!

— Я названый брат Стрелка! И пока он не в силе — отвечаю за деревню я! — Белянка не видела сейчас брата, но представляла, как насуплены его мохнатые рыжие брови, как напряжена до глубоких морщин верхняя губа.

— Так отвечаешь, что нижетуровцам пообещал десяток наших охотников прислать?! — Боровикова поддержал согласный хор — пожалуй, это подали голоса семьи сыновей, отправленных в Нижнюю Туру.

— Стрелок решил бы так же! — огрызнулся Ловкий.

— Стрелок и последние запасы им к празднику отдал, и сам чуть не посватался за внучку старого Кряжа! — это уже верещала дородная хозяюшка Боровикова.

— А, может, сестрица твоя его приворожила, чтобы тебе руки тут развязать?! — вновь прорезался писк Холщовой.

— Такого безусого юнца, как Стрелок, нельзя было ставить Отцом деревни! — заявил Боровиков. — У него одни бабы на уме!

Вот оно ради чего весь шум! Боровиков всегда норовил спихнуть Стрелка...

— Довольно, — низкий голос тётушки Мухомор далёким громом раскатился над лесом. В воздухе заструился привкус ночного ливня, и толпа послушно притихла.

«Сейчас выдаст!» — прострелило Белянку. От страха онемели ступни и кисти, в груди тошнотно защекотало, будто зашевелились лохмотья склизкой речной тины. Они предупреждали, что все поверят клевете Ласки! И никто не защитит безродную Белку.

Так противно жалеть себя. И так трудно от этого удержаться, когда больше никто тебя не пожалеет.

И даже не пощадит.

— Никто Стрелка не ворожил, — соврала тётушка Мухомор.

Да так соврала, что Белянка и сама поверила: никто не ворожил, это всё почудилось в горячке.

— Стрелок болен, — скорбно продолжила тётушка Мухомор. — Болен он тяжело, но главное — заразно. Кто дорожит собой — не суйтесь в его землянку. — Горестный стон пронёсся по толпе и стих под натиском колдовского голоса: — Но я вылечу его! Пока болен Отец деревни Луки, ответ перед Лесом и перед людьми держу я, Ведунья деревни Луки.

— Ты, а не этот зелёный молодчик! — Боровиков распыхтелся, в страхе растерять поддержку сельчан.

— В день проводов Серого на запад я нарекла Отцом деревни Стрелка, последнего из рода, — спокойно возразила ведунья. — И Лес принял его как своего истинного Сына. Когда Стрелок встретил четырнадцатое своё лето, он выбрал в побратимы Ловкого, и Лес запечатлел их родство. Так что Ловкий действует от имени Леса, от имени Стрелка и от моего имени.

— Раз от твоего имени, тётушка Мухомор, — раздался протяжный женский голос, — то скажи, пошто моего сына отправили в Нижнюю Туру.

— С юга беда идёт, — объявила тётушка Мухомор. — И первой на пути врагов стоит Нижняя Тура. В чужой деревне ваши сыновья защитят родную.

— С юга беда идёт, а мы защитников соседям отдаём!

— Мы живы пока едины. Едины с Лесом и едины между собой.

— Но Ласка… — начала было хозяюшка Боровикова, но затихла под нарочито громкий кашель супруга.

Сельчане потихоньку расходились, тётушка Мухомор вернулась в избушку, поворошила угли в очаге, подпалила лучину. Горлица, по обыкновению безмолвная, устроилась в углу починять рубаху, будто ничего особого и не произошло.

— Спасибо, — хриплым после болезни голосом выдавила Белянка.

Обе ведуньи встрепенулись, в сумраке удивлённо мерцали глаза бликами огня.

— Вы не выдали меня, — смущённо пояснила Белянка.

— Мы живы пока едины, — мягко рассмеялась тётушка Мухомор.

Белянка тепло ей улыбнулась:

— Только на твоём слове всё и держится, тётушка.

Но та лишь покачала головой:

— Нет, девочка моя, всё держится, пока с нами Лес.

--21--. Рокот

Храм строили месяц. Парнишки из ласточек-сирот оказались на удивление проворными и смышлёными, но Рокот всё равно не мог допустить, чтобы отряд застрял здесь до осени: всё, до чего пресветлые храмовники допускали рыцарей, исполнялось безукоризненно. Валить деревья под горестные завывания лесников, опиливать сучья, счищать кору — это было позволено «запятнанным кровью защитникам святой веры». Но провозились всё равно месяц.

Лес успел обрасти листвой, трава на полянах вымахала по колено и зашуршала живностью, а рыцари и вместе с ними Рокот попривыкли к размеренным будням мирных строителей. И вот наконец-то счастливым солнечным утром Слассен Син отвёл Рокота к раскидистому дубу в стороне от лагеря и торжественно сообщил, что храм достроен. Тяготы пути в фургоне с мягкими подушками и изнурительная стройка, сбили с него спесь и поржавелый налёт власти, заострив края впалых глазниц. Пятнистые тени листьев не добавляли жизнелюбия его лысому черепу.

— Ласточки сработали безупречно, — негромко сообщил храмовник промозглым голосом и воровато оглянулся по сторонам. — Этой ночью ключ к сердцу Сарима встроен в шпиль храма — комар носа не подточит. Никто из рыцарей не видел, как ты и просил.

— Никто из рыцарей? — нахмурился Рокот нарочито грозно, чтобы Слассен прочувствовал всю остроту момента. — Оруженосцы? Наш ненаглядный маг? О нём вы опять «подзабыли»?

Сквозь пепельную серость лица храмовника полыхнула пунцовая ярость. Или стыд?

— Ты же знаешь, за Стелом Виртом установлено пристальное наблюдение, — важно заметил Слассен.

Верно, стараниями его безымянных ласточек Рокот знал о каждом шаге Стела: о чём они трепались долгими вечерами с Вьюрком, сыном старейшины, о встречах с самим старейшиной и с колдуньей, о подозрительной молчаливости его «подмастерья». Конечно, ей есть о чём помолчать. Узкие от ненависти глаза этой «невинной овечки» ещё долго будут мерещиться Рокоту за каждым стволом. Впрочем, сам виноват, что оставил её в живых, допустил в отряд и теперь рискует получить удар в спину.

Ларт. Он как раз мог бы сейчас прикрыть. Но из-за этой...

Проглотив подступающий к горлу гнев, Рокот навис над Слассеном и выразительно прошептал:

— Ты считаешь, слежки достаточно, чтобы оградить ключи от назойливого любопытства нашего учёного? — Приятно ощущать собственную власть над тем, кто ещё недавно пытался дёргать тебя за ниточки.

Храмовник сжал зубы и процедил:

— Я считаю, он ничего не понял тогда и теперь ни о чём не подозревает.

— Вот и не стоит давать повода, — сощурился Рокот. — Неужели ты не почувствовал у реки, как его затянуло в воронку?

— Я не маг, — выплюнул храмовник и с вызовом выпучил голубиные глаза.

Нагло. И смело. Вначале толсто намекает, что знает секрет Рокота, а затем обливает презрением.

— Случай у реки легко доказывает обратное, — с милой улыбкой парировал Рокот. — Неуправляемый поток магии практически убил Стела Вирта, старшего учителя Школы. И если он свяжет это с тобой — даже Мерг не поможет тебе уйти от скандала.

Бледные ресницы Слассена задрожали, будто бледные паучьи лапки.

— Это не в твоих интересах, — с присвистом прошептал он, и глянул в сторону лагеря — как бы ни услышал кто.

Рокот медленно кивнул, наслаждаясь его смятением. Выдержал паузу. Слассен растерянно мял края обносившейся в походе хламиды. То-то же. Иногда полезно испугаться за собственную шкуру, чтобы усилить бдительность.

— Потому я и не могу позволить тебе оплошать во второй раз, — ласково произнёс Рокот и тут же твёрдо спросил: — Ты уверен, что служба в новом храме пройдёт… гладко?

— Д-да… — выдохнул Слассен, и продолжил под пристальным взглядом Рокота. — Мы поняли, что ключ действует тем сильнее, чем искреннее молитва. Потому я не вижу никакой опасности, если кучка неверующих лесников послушает наше пение.