Печать Раннагарра (СИ) - Снежная Александра. Страница 88

Рука Ястреба нашла самую чувствительную точку, медленно и настойчиво продолжая свою пытку, и Оливия начала плавиться и дрожать.

Жар внизу живота просто нестерпимый. Мысли проваливаются в вязкую, туманную бездну.

Нет сил.

Нет слов.

И лицо мужчины так близко…

Он что-то шепчет в ее губы и улыбается, как сумасшедший, выпивая ее тяжелое, прерывистое дыхание.

Зеленый взгляд полыхает диким огнем.

Можно сгореть.

Что-то невидимое лопается внутри и Ли, впиваясь пальцами в сильные плечи, разлетается на осколки, словно брошенная на пол ваза и… кажется, кричит. Потому что невозможно сдержаться. Потому что тело горит и вибрирует от невероятного наслаждения, растекающегося по венам опустошающей истомой.

— Да… — рычит Касс, закрывая ее рот долгим поцелуем. — И теперь страшно, Лив? — на потемневшем лице отчетливо видны вздувшиеся вены. Он дышит тяжело и сипло, словно бежал без остановки несколько миль. — Скажи мне, Лив…

Что он хочет? Зачем спрашивает? И что это было? Оливия не понимает. Широкие ладони сжимают ее лицо и в зеленых глазах все тот же вопрос…

— Нет… — соленые слезы чертят дорожки к вискам охотницы, заволакивая ее взгляд размытой пеленой. — Нет, не страшно, — шепчет она, чувствуя, как руки мужчины ласково вытирают ее мокрые глаза. Только вот почему так стыдно? И тело невесомо-чужое, словно его выпили. До дна. А он все смотрит, смотрит… Жадно, алчно, безмолвно, пробираясь под кожу, к самому сердцу… Не спрятаться, не скрыться.

— Спи, — властный и низкий голос сейчас не просит, он приказывает. Зеленые омуты так ярко горят, и там, где-то в самой их глубине — свет, покой, забвение…

Оливия провалилась в мягкие объятия сна, а Касс, так и не сумев восстановить сбившееся дыхание, измученно смотрел на ее губы. Они звали, манили, обещали неземное наслаждение. Она такая горячая, раскрасневшаяся и желанная лежала в его руках, а он хотел ее так сильно, что было больно.

…Дотронься. Чего ты ждешь? Поцелуй. Возьми. Она никогда не узнает… — воспаленный мозг отчаянно нашептывал Кассу, провоцируя, возбуждая еще сильнее.

Бессильно зарычав, он задрал вверх ее одежду и как помешанный уставился на упругое, гладкое тело. В глазах помутилось и мир сузился до тонкого силуэта лежавшей под ним женщины.

Резко наклонившись, он накрыл губами розовую вершину груди и громко застонал, едва язык коснулся нежной атласной плоти. Что-то щелкнуло в голове и тщательно выстроенную стену самоконтроля снесло бешеной лавиной, погребая под огненной волной разгоревшейся страсти.

Он целовал ее. Ненасытно, лихорадочно, беспрестанно, так, как мечтал все эти долгие мучительные месяцы. Впивался в нежную кожу, рисовал языком на ней узоры, терся о ее бедра и заходился в экстазе. Оторви его сейчас от нее — умер бы от неудовлетворенного желания.

Развязав шнурок на поясе, Касс стянул с нее брюки, жадно засмотревшись на мягкий треугольник волос. Поцеловал, потерся щекой и зарычал, как дикий зверь. Он яростно стаскивал с себя мешающую прикоснуться к Оливии одежду, и она трещала по швам, не выдерживая натиска его рук.

— Лив… моя Лив… — Касс задыхался. Он был пьян, совершенно пьян от ее вкуса, запаха и одуряющей близости такого необходимого ему женского тела.

Какая же она красивая! Не насмотреться. Тонкие брови вразлет, пушистые ресницы, губы как сорванные лепестки роз. Хрупкая. Нежная. Желанная, до темноты в глазах… Касс приподнялся над женой, желая видеть ее лицо, когда будет входить в нее, и вдруг ужаснулся.

Всевидящий! Что он делает? Сумасшедший! Как дошел до такого? Он ведь обещал ей…

Перекатившись через Оливию, Касс сел на край лежанки, зажав руками гудящую голову.

Кровь пульсировала в висках рваными толчками. Сердце билось о ребра, как молот о наковальню. Он смотрел на каменную стену напротив и мучительно размышлял — если он ударится сейчас несколько раз об нее головой, его отпустит или нет? Повернувшись, он стал поправлять на Оливии котту, рубаху и штаны, только сейчас заметив, что у него дрожат руки.

Раннагарр, в кого он превратился?

Подняв свою одежду, Касс дошел до стенки, прижавшись к ней пылающим телом и лицом, а потом ударил со всей силы кулаком о серый гранит, разбив руку в кровь. Он бил еще, и еще, и еще…

Боль отрезвила, но она не шла ни в какое сравнение с болью, раздиравшей на части его сердце.

Неужели конец так близко?

Однажды сердце дракона замолчит и превратится в такой же холодный камень, как и его могучий хозяин, навечно уснувший у подножия Хелликии…

И что тогда?

Вспомнит ли она о нем хоть когда-нибудь?

И кем останется он в ее воспоминаниях? Мерзавцем, разрушившим ее жизнь?

А может, забудет, как страшный сон, и будет жить счастливо?

Мысли одна черней другой носились в голове мужчины, разъедая горькой желчью душу.

Касс оделся и, прислонившись спиной к стене, долго смотрел на спящую жену, не решаясь подойти к ней снова. Она вдруг повернулась на бок, а потом, поджав к груди коленки, сжалась в комочек, как маленький котенок.

Болван. Ей же холодно.

Подбросив в костер побольше дров, Ястреб вернулся на лежанку. Подтянув Оливию к себе, он бережно укрыл ее, удобно устраивая голову девушки на своем плече. Охотница тихо засопела, сонно заворочавшись у него под боком, пока наконец, пригревшись, не затихла.

Рука девушки неожиданно вытянулась, замерев на его груди. Сердце нелюдя под ее ладошкой тяжело трепыхнулось, и боль, терзавшая его, стала неотвратимо отступать, заполняя душу теплом и светом.

— Я люблю тебя, Лив, — шепнул Касс, поцеловав жену в светлую макушку.

Накрыв ее руку своей, он закрыл глаза и улыбнулся. Теплое дыхание любимой щекотало шею. Ястреб слегка повернулся, чтобы она могла греть об него свой нос. К утру он у нее обязательно замерзнет. Это Касс знал наверняка…

Солнечный луч лениво скользил по лицу Лэйна, заставляя мальчика недовольно жмуриться.

— И чего прицепился? — сонно отмахиваясь, проворчал ребенок, перевернулся на живот и зарылся носом в подушку.

— Вставайте, маленький господин, — открывшая тяжелые шторы Грасси запустила в комнату яркий дневной свет и теперь с любовью смотрела на взъерошенного сонного мальчишку, закопавшегося в мягкую перину подобно хомяку. — Вы проспите завтрак!

— Грасс, ну сколько раз тебя просить, чтобы ты не называла меня господином! Лэйн я! Просто Лэйн! — мальчик подтянул к груди коленки, смешно выставив вверх пятую точку. Покопошившись еще несколько секунд, он перевернулся и, свесив с кровати босые ноги, близоруко щурясь после сна, уставился на рыжую подругу. — Что-то я тут вредину-паргонта не наблюдаю. Ты чего мне опять выкаешь?

Грасси смущенно вздохнула и, теребя ткань платья, опустила глаза:

— Забываю я.

— Забывает она… — проворчал Лэйн. — Память у тебя девичья. Будем лечить!

— Может, не надо?.. — жалобно потянула швея. За несколько месяцев вынужденной блокады единственным развлечением мальчишки были учебники по целительству и слуги, на которых мальчик с переменным успехом проводил свои опыты.

— Надо, Грасси! Надо! — уверенно заявил Лэйн. — Испытаем на тебе «эрдэкто-номинэ».

— Чего испытаем? — девушка, побледнев, стала пятиться назад.

— Заклинание укрепления памяти, — важно поднял вверх нос и указательный палец мальчишка. Взгляд его мазнул по стене, к которой жалась подруга, и ребенок, резко вскочив с кровати, стал беспокойно вертеть головой по сторонам. — Дэр! Дэр! — звонко и громко закричал Лэйн и, прошлепав босыми ногами по гладкому отполированному полу, стремглав вылетел из комнаты, оставив недоумевать рыжую швею в гордом одиночестве.

Мальчик пронесся по длинному коридору, едва не сбив с ног идущую навстречу с чистым бельем служанку. Завернув за угол, он запрыгнул на сверкающие чистотой перила, а затем, раскинув в стороны руки, быстро поехал вниз, ловко маневрируя на крутых изгибах парадной лестницы.

Колокольчик над входом пронзительно звякнул в тот момент, когда Лэйн, съехав на первый этаж, добрался до конца перил. Шлепнувшись на блестящие мраморные плиты, мальчик, недовольно потирая ушибленное место, уставился на царственно вплывающую в раскрытые двери особняка шейну.