Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 73

Безумие началось с той минуты, как Алистар спустил с коня, передавая под опеку рядом стоящих демонов, свою жену. Иллиам была измождена и, определённо, ранена. Лайнеф, обеспокоенная поведением сына, не успела обменяться с ней и парой взглядов. Да и события последних нескольких месяцев, ураганом обрушившиеся на обеих эльфиек, до сих пор не дали возможности поговорить друг с другом. Дочь Валагунда и поныне пребывала в замешательстве от новости, что Иллиам стала женой Алистара, и уж окончательно уверилась, что перестала понимать подругу, когда та сбежала из Килхурна, прихватив Miriоn ist. Поэтому после разговора с сыном Лайнеф собиралась услышать объяснения белокурой красавицы.

Придерживаемая демонами, укутанная в плащ цвета клана, Иллиам Кемпбелл, сильно прихрамывая, направилась к центральному зданию, где располагались их с мужем покои. Алистар передал коня заботам конюхов и последовал за ней, но оба советника своих господ были остановлены репликой Мактавеша:

— Алистар, ты знаешь наши законы.

Вожак не повышал голоса, но именно по этой причине и по зловещей тишине, которая вдруг установилась во всех самых отдалённых и тёмных уголках крепости, Лайнеф стало не по себе.

— О чём ты? — вскинулась воительница на мужа. Лицо с облюбованными ею по-человечески идущими ему морщинками, которые обаятельно расползались от уголков глаз, когда инкуб улыбался, а ныне абсолютно отсутствовали, не сулило ничего хорошего. Мактавеш не ответил, не взглянул на свою госпожу. Странно, но у Лайнеф возникло подозрение, что он избегает смотреть ей в глаза.

Алистар, опасаясь, что резкость движений будет воспринята демонами враждебно, медленно обернулся:

— Она не принадлежит клану, Фиен. Клятва не была произнесена, — он говорил спокойно, когда в действительности неподдельный страх за жену холодом забрался под кожу.

— Ты прав, не была… — произнёс вожак и, желая пощадить гордость тёмного эльфа, добавил: — Тебе лучше уйти, Али.

Советник не сдвинулся с места. Оно и понятно. Когда бы дело коснулось Лайнеф, Фиен бы тоже не ушёл. Мактавеш кивнул другу, на время замолчав. Он чувствовал, как хищники алчут кровавого зрелища, знал, что обязан им его дать. Они жаждут пустить эльфийке кровь, насмотреться, надышаться ею, густою и ароматною, накушаться, налакаться страхом и болью женщины. Вождь клана видел застывшего у конюшни сына, ощущал, как настороженно ждёт его слова Лайнеф. Дьявол, как бы он хотел сейчас же исчезнуть вместе с ней от всего этого паскудства. Кадык дёрнулся на его сильной шее, когда он сглотнул. Инкуб поднял голову и посмотрел на небо. Голубая гладь спряталась за внезапно набежавшими по-осеннему свинцовыми тучами, а в воздухе пахло непролитой влагой и плесенью.

«Дождь смоет следы расправы, только не тьму из наших душ».

Вожак огласил приговор:

— Иллиам Кемпбелл не приносила клятвы верности клану, и я не заберу её жизнь, но она совершила преступление — украла ценность, принадлежащую моей жене, а, значит, мне и клану, за что будет подвергнута публичной порке десятью ударами плети, затем воровке отрубят руку.

В тишине стая переварила сказанное их вожаком и, как только каждый к ней причастный проникся его смыслом, посмаковал и распробовал на вкус, выплюнула всеобщее мнение невнятным гомоном, притихшим под строгим оком вожака. Полагая, что предводитель недостаточно суров с преступницей, в большинстве своём проклятые остались не удовлетворены приговором, ибо эльфийка легко отделалась. В противовес им нашлись те, кто сочувствовал белокурой красавице, на побелевшем лице которой в насмешку над хозяйкой застыла улыбка, больше походившая на жалкий оскал. Эти порождённые тьмой добряки облегчённо вздыхали, утешаясь немногословными фразами:

— И то ладно, хоть жива останется.

— Так калеченной станет. Советника жаль, на что ему баба калеченная? — перешёптывались они меж собой.

— Вина на ней есть. Что ж теперь? А Алистар… коль припеклась к душе, примет и безрукую.

Фиен заметил, как отвернулся и скрылся из виду сын, как вздрогнула Лайнеф, лишь огромные бархатные глаза эльфийской воительницы заживо жгли немилосердным пламенем сердце Фиена.

— Ты же не знаешь ничего!.. Ты ни черта не знаешь, Фиен. У неё не было выбора, — кричал разозлённый Алистар, с заломленными за спиной руками безрезультатно пытаясь вырваться из лап демонов. Весь его хвалёный, десятилетиями отточенный до совершенства самоконтроль мгновенно смыло тысячами нитей зарядившего дождя, косой штриховкой прорезавших разделяющее вожака и его советника пространство.

— Не трогай её! Она ни в чём не виновата. Она всё сделала правильно, слышишь меня?! Для тебя же правильно, Фиен!

Мокрое лицо советника облепили потускневшие от влаги волосы. Сопротивляясь, он задыхался и хрипел, то и дело выворачивал голову, пытаясь разглядеть Иллиам среди демонов, и безостановочно взывая к здравому смыслу, с отчаянием понимал, что его усилия тщетны.

Фиен не выдержал. В несколько огромных шагов пересёк двор и, вырвав эльфа из лап своих воинов, схватил за грудки и глаза в глаза выплюнул обвинения:

— Мать твою, Алистар! Ты знал, что так будет, а теперь скулишь, как дешёвая сука. Мы вместе составляли эти законы. Вместе. Чтили и подчинялись им сотню лет. Я, ты и всё племя! Так чего ты от меня теперь хочешь?!.. В том, что сейчас происходит, ты виноват не меньше свой жены. Ты, чёртов зарвавшийся ублюдок, должен был приглядывать за ней, но предпочёл нажраться как свинья! — вождь оттолкнул друга в железные объятия собратьев и приказал: — Уведите! В яму его, пусть успокоится.

— Так это, он же потопнет там, — набрался кто-то из тёмных воинов смелости.

— За решётку тогда, в подземелье! — зарычал в собственном бессилии вожак, но именно в этот момент каким-то немыслимым чудом советнику удалось вырваться из рук своих тюремщиков. Поскальзываясь на вытоптанной и скользкой от дождя земле, распихивая встающих перед ним демонов, Алистар Кемпбелл, походя на безумца, пытался прорваться к той единственной, которая могла что-то сделать для Илли.

— Госпожа! Принцесса Лайнеф, остановите их… — воззвал он к воительнице, но слишком скоро крик его прекратился, ибо Φиен, не желая больше смотреть на унижения друга, ударом оглушил эльфа, обмякшее тело которого тут же подхватили и понесли воины варварского клана.

Жестокая экзекуция началась. Как ни странно, но известная миру тёмных своей необоримостью Cаm Veryа не оказала сопротивления. Она позволила привязать себя к столбу, сорвать плащ, прикрывающий совершенную её наготу, лишь сильно зажмурила глаза, боясь потерять сознание от обжигающей боли при ударах кнута, со свистом расписывающего белоснежную кожу кровавыми рваными полосами. Жмурилась и… топила боль в крике.

Познавший на собственной шкуре ласку кнута, предводитель клана обязан был присутствовать на казни. Паршиво было смотреть. Гнилостно и до омерзения к себе самому паршиво, но страшнее оказалось обернуться назад, туда, где в двух шагах за его спиной стояла так и не проронившая ни слова его истинная. Она не ушла. Фиен знал, что не уйдёт — для этого Иллиам Кемпбелл была слишком дорога его жене. Упрямая воительница останется с ней до конца, после чего заберёт искалеченную подругу под свою опеку. Когда он не решался смотреть Лайнеф в глаза, ибо боялся увидеть в них боль, а еще больше к себе обвинение и жестокое им разочарование, его женщина ни словом, ни действием не восперечила воле вожака клана.

Однако, разве можно быть уверенным в чём-то там, где дело касалось Лайнеф? Разве это была бы она? Та самая ненормальная стерва, которая бросила ему вызов, которую хренову тучу лет ненавидел, жадно желал и, в конце концов, полюбил?

Фиен ошибался на её счёт, впрочем, не мудрено. Раньше виной тому были лёгкие победы инкуба у самок, теперь — вина перед единственной из них, которой добился, единолично обладал, но одержимо не мог насытиться. Отягощённый этой виною, он не предположил, что переоценивает силы истинной, полагая, что воительница безмолвным истуканом выстоит пытки над подругой.