Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 75

— Клану нужно… пересмотреть закон. Клан достоин лучшего.

Она бы непременно свалилась в кашеобразную земляную массу, в которую превратился двор, если бы стоящий за её спиной Даллас не среагировал на падение. Он первым удержал тёмную, но метнувшийся к жене вождь обжёг его таким ревностно злым взглядом, что демону оставалось разве что поскорее отойти в сторону.

— Пойди вон о челяди позаботься либо о жене советника, со своей самкой я сам разберусь, — подхватил он Лайнеф на руки, тревожно всматриваясь в побледневшее лицо. Остальным вождь прорычал:

— Ну, что встали, или действительно руку свой госпоже решили рубить? Ρасходитесь!

— Фиен, так она что же, магией владеет? — спросил кто-то из воинов тьмы, когда вожак со своей ношей направился к центральному зданию крепости.

— Выходит, что так, — не оборачиваясь, подтвердил он.

Да, Фиен пребывал в настоящей ярости, и вполне обосновано она была направлена исключительно на Лайнеф. Будучи в курсе, что в качестве истинной самки ему была суждена не женщина, а настоящая гремучая смесь, он был неимоверно зол на неё. Это ж сдуреть можно, как много в одной бабе собрано! Вздорная, с чертовски упрямым и твёрдым характером, она и кулаком может по морде засадить, и за словом в карман не полезет. А любит так, что кто ты есть забываешь. Так если бы на этом всё кончалось, оно бы ещё куда ни шло, но нет же! Ко всему прочему — дочь враждебного их расе короля, чёртова воительница, привыкшая самцами понукать, да еще и сильный маг в придачу. Какого дьявола в ней проснулась эта магия грёбанная, мать вашу?! Его рабыня? Ха! Ха-ха-ха!.. Держи карман шире! Кто у кого ещё в рабстве — об этом можно и поспорить. Весьма может статься, что оба друг у друга. В одном она, несомненно, права и верно сказала: на страхе вечность стаю не удержишь.

— Детка, посмотри на меня, — шептал он, прижимая к себе жену сильней, чем того требовалось, и отстранённо замечая, что исходящий от его самки запах едва уловимо переменился, будто к нему примешивался аромат чего-то пока инкубу непонятного, но не постороннего, как запах дождя или ветра, а исходящего именно от неё самой.

«Что это может быть? — думал он отрешённо. Нельзя сказать, чтобы новый оттенок её запаха ему пришёлся не по вкусу, но беспокоил однозначно, ибо казался инкубу сулящим новые проблемы.

Лайнеф услышала голос своего избранника, открыла глаза и уставилась на него.

«Поразительно, — поймала она себя на том, что даже так, пусть он во гневе, но она не хочет, да и не в состоянии отвести взора от его глаз. — Лето зачахло, осыпаясь пожелтевшей листвой, пожухшей травой осень окончательно потеряла свою молодость, тяжёлые небеса плачут, встречая слезами близкую зиму. Всё вокруг впадает в зимнюю спячку и умирает, а его глаза горят весной. Да, да, именно разбуженной и буйствующей своей ядовитой зеленью весной, будто в них сама жизнь».

— Я не позволю её калечить, — упрямо сжала она губы, обвив одной рукой шею мужа, на что Φиен еще пуще рассвирепел.

— Заткнись, ушастая, иначе я за себя не ручаюсь! — вожак мешком перекинул её через правое плечо, легко взлетел по ступеням и, ураганом ворвавшись во замок, прямиком направился через зал и освещённые факелами каменные коридоры к запасной лестнице, ведущей на верхние этажи. Центральная, которую они с Алистаром во хмелю ненароком разворотили, до сих пор была не восстановлена.

Наконец, добравшись до палаты, ударом ноги он распахнул дверь, пересёк помещение, замечая, что и тут чарами принцессы царствовал бардак, довольно грубо швырнул тёмную на широкую кровать и направился обратно лишь для того, чтобы захлопнуть оставшуюся открытой дубовую дверь.

Воспользовавшись этим, Лайнеф попыталась вскочить, ибо если уж и затевается про меж них сражение, шансы свои стоило бы уравнять. Хотя, какие тут шансы в нынешнем-то её состоянии. Подуй, она и упадёт. Ей бы отлежаться, а ещё лучше выспаться, и желательно в тепле его рук.

Однако, стоило Лайнеф приподняться, демон выругался и взревел: «Лежать», будто затылком видел всё, что она делает.

«Ого, да он не просто в гневе — он в бешенстве!» — догадалась эльфийка и, когда вторично хлопнула дверь, а Мактавеш направился к ней, взволнованно выпалила:

— Фиен, я полностью отдаю отчёт тому, что я там сказала, и я против таких мер.

— Отчёт?! — его голос рокочущим громом прокатился по палате, заставив сидящую на кровати Лайнеф заткнуть уши. — А ты, мать твою, отдавала себе свой чёртов отчёт, что только что рисковала жизнью, принадлежащей мне!? Ты отдавала себе отчёт, — он схватил её за плечи и нещадно тряханул, едва сдерживаясь, чтобы не влепить эльфийке пощёчину, — ненормальная стерва, что только потому, что ты моя жена, никто не напал и не разорвал тебя?! Ты вообще соображаешь, что демоны неконтролируемы в ярости?! Мы не человеческие солдафоны и не твои игрушки, чтобы безнаказанно швыряться в нас своей грёбанной магией. Ты не имеешь никакого представления о нашей сути, иначе не позволила бы себе такого!

Он швырнул её вновь на кровать и, не обращая внимания на слабое сопротивление ошеломлённой обвинениями Лайнеф, стал сдирать с неё мокрую от дождя одежду:

— Как ты смела растрачивать свои силы?! Как ты вообще смела быть такой безрассудной идиоткой?!

— Зачем? Что ты делаешь?

— Жену уму учу!

Первый шлепок, обжёгший обнажённые ягодицы Лайнеф, заставил задохнуться возмущением, а мгновение спустя вместе со вторым она из всех оставшихся сил стала вырываться из рук мужа.

— Прекрати! — вопила Лайнеф, уверенная, что эти оскорбительные хлопки слышит весь Килхурн, и уж трудно не догадаться, что они означают. Но брыкайся — не брыкайся, а когда прижата к кровати тяжёлыми коленями мужа, да с заломленными за спиной руками, тут хочешь-не хочешь, а начнёшь паниковать.

— Да как ты смеешь, проклятый ублюдок?! — сорвалось из её уст прежде, чем сообразила, что ляпнула.

Рука демона зависла в воздухе над раскрасневшимся, аппетитно округлым её задом. Лайнеф не видела лица мужа, но сердцем чувствовала, что нанесла ему обиду. Её жалкое «прости» вылетело крохотной свободолюбивой птицей из собственной клетки-темницы и тут же сгорело в охрипшем, пропитанным иронией смехе хищника.

— Я смею, Лайнеф. Смею делать с тобой всё, что заблагорассудится. Даровать тебе мучения или обречь на удовольствие, любить тебя и ненавидеть, убивать и воскрешать. Ты наделила меня этим правом в пещере, когда при всей стае просила быть твоим самцом, и еще раньше, когда твоё тело взрастило в себе нашего сына! Осмелишься оспаривать и этот закон?

Не слыша, как трещит срываемая его одежда, она растеклась в чарующем течении насмешливого шёпота инкуба, укрылась, укуталась покрывалом будоражащего его запаха, расплавилась под тяжестью накрывшего горячего его тела и, совращённая, размякшая, с тихим постаныванием разведя ноги, предложила ему себя, уступая мужским пальцам, бесстыдно таранящим её нежную плоть.

— Что же ты притихла, моя ненасытная сучка? Ответь, если спрашивает твой господин. Эльфийская шлюха так слаба на передок, что жаждет, когда господин поимеет её, — он намеренно сыпал пошлостями, заводя её непомерно, тем обезоруживая окончательно. — Я обожаю все твои тёплые, влажные дырочки, Лайнеф. Я вылижу, выцелую и оттрахаю каждую, а твой рот… Мой член изголодался по его ласке, — нашёптывал он, удовлетворённо наблюдая, как прикрыла она глаза, как часто задышала, как вздрагивает и томится в ожидании его вторжения распластанное под ним тело. Как оно молится и боготворит его, потираясь горящими от ударов ягодицами о его пульсирующий член. — Сумасшедшая моя детка, признай, ты ведь дьявольски хочешь меня?

Захлёбываясь собственным бессилием, под давлением опытных мужских пальцев там, внизу, на и в её лоне, вызывающе дерзко и по-хозяйски основательно разложивших её на множество и множество сладострастных, всхлипывающих и дрожащих частиц запредельного блаженства, она выстонала и вырвала из себя короткое:

— Да.

— Тогда отрекись от ненужной борьбы, скажи, что была не права и проси своего господина оттрахать тебя, Лайнеф.