Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 78

Они уже приближались к форту, когда Квинт остановил спутника, хлопнув того по плечу. Удивлённый, Кезон обернулся, в темноте рассматривая лицо приятеля.

— Я хочу поблагодарить тебя, что тело Алексы не дал сжечь. Тит сказал, ты настоял. Мне было важно увидеть и проститься с ней. Она как живая там лежит, только не дышит. Кто с ней был, когда?..

— Не стоит благодарить. Мать твоя так решила, я только предложил. Она и была до последнего.

Кезон утаил, что ему пришлось убеждать госпожу устроить Алексу в усыпальнице. Уповая на принцип «с глаз долой и с сердца вон», Лайнеф намеревалась предать тело девушки огню, однако Кезон, упорно твердящий, что Квинт сам должен распорядиться останками ведьмы, в конце концов настоял на своём. Так же скрыл он, что видел, как умирала девушка.

— Алексу твою жаль. Совсем ещё молодая, но такую участь ей избрали боги.

— Боги?! — в темноте глаза демэльфа вспыхнули недобрыми искрами, а голос завибрировал ядовитой желчью. — Не говори мне о богах. Участь любого здесь решает тот, у кого власть, это остальные подчиняются, уповая на милосердие своих бессильных божков. По-твоему, это боги предопределили госпоже Иллиам терпеть унизительную порку при всех этих уродах? Или мужу её по воле богов плюнули в лицо? Я видел, как он рвался к ней, как умолял не трогать его жену. Но что он мог, ничтожный слуга, в одночасье лишившись каких-либо прав на собственную женщину?

— Ты рискуешь навлечь на себя гнев тех, кого только что обвинил в бессилии. Не забывайся! Всемогущие боги вступились за госпожу, наслав ураган на Килхурн, — навряд ли внушения возымеют своё действие, Кезон это понимал, но неподдельное возмущение переполняло старожила времени. — Ты идёшь против собственного отца, Квинт из рода Мактавешей. Я ослышался, или сын вождя, который носит его имя, потчуется с его стола, пошёл по стопам Марка Брута?!

Демэльф отшатнулся от сослуживца, словно от удара. Сравнение с подлым предателем, прослывшим убийцей отца своего Юлия Цезаря*, было оскорбительным, но как нельзя более метким, будто прозорливый Кезон наперёд видел всё, о чем помышлял Квинт.

— Не понимаю, чего вы ему зад лижете?! Зачаровал он вас всех что ли? Он лишил нас Килхурна, командор под ним стелется, госпожа Иллиам добровольно подставляет спину, и ты туда же. Фиен Мактавеш подмял вас всех под себя.

— Ты не прав, солдат. Твой отец любит твою мать, а тебе, упрямцу, даёт будущее рядом с собой, как сыну каледонского вождя.

— Если ты веришь тому, что говорит твой язык, ты слепец и глупец, Кезон. Если же нет, тогда трус и лицемер. Не знаю, что хуже, — волевое лицо сына вождя перекосило нахально издевательской ухмылкой. — Великий Рим, с которым мы сюда пришли, обломал свои клыки на паршивом клочке острова с невежественными дикарями. Странно, правда? Весь мир завоевал, а здесь отступил. Почему цезари десятифутовые стены выстроили, открестившись от Каледонии, никогда не задавался вопросом? Так я открою тебе глаза, человек. Нет в Каледонии будущего ни мне, ни тебе, ни какому другому люду. Богами проклятое и позабытое место. Земля эта поражена воплощением настоящего зла. Демоны! Они здесь хозяева, власть в их руках, и участь любого из нас они решают единолично.

Старожил времени прекрасно понял, о каких демонах твердит Квинт, но разве мог он выдать свою осведомлённость?

— Парень, ты с горя умом тронулся. Э… да ты дрожишь весь. Пойдём-ка лучше в чертог у костра греться, там и голова прояснится. И помалкивай, а то, неровен час, будут языками молоть, что сын господина не в себе.

Этот колючий, жалящий взгляд, который не осмелилась скрыть даже ночь, Кезон не забудет долго. Нелегко терять друзей, а доверие последних из них и того тяжелей. Квинт ничего не сказал — развернулся, спохватившись, что сболтнул не тем ушам лишнее, и молча направился к замку, когда старожил остался смотреть ему в спину.

— Когда-нибудь ты обойдёшь свои камни и найдёшь верный путь, — повторил полубог слова молодой ведьмы, ибо знал, рано или поздно с каждым это происходит. На губы его легла тень тихой улыбки, глаза ненадолго вспыхнули приглушенным небесным сиянием, что придало лицу таинственной привлекательности, но очень скоро вновь стали выцветшими, а вкупе с искривлённой линией носа и уродливым шрамом, рассекающим бровь, вернулся и облик сурового воина.

Прослывшим убийцей собственного отца Цезаря* — есть версия, что Марк Брут, участвовавший в заговоре с целью убийства Юлия Гая Цезаря, был его внебрачным сыном.

Фиен не был уверен, что разговор с женой Алистара пройдёт не на повышенных тонах. Уж лёгким быть он точно не обещал.

С некоторых пор с эльфами он был вообще ни в чём не уверен. Ρаньше не стеснялся склонять их на всякий лад, считая отмороженными фанатиками, до мозга костей преданными своим богам и ушастому королю. Но это было ещё в том мире, где сам имел титул и уважение жителей Уркараса. Там было всё понятным — все, кто представляет угрозу расе демонов, подлежат тотальному истреблению. Теперь, столкнувшись и сосуществуя вместе в иноземном мире, вожак стаи пришёл к выводу, что тёмные эльфы устроены гораздо сложнее и многослойнее под той высокомерной оболочкой отчуждения, которой упорно и даже стоически прикрываются.

Не замедлившись у порога покоев Алистара, Фиен нараспашку открыл дверь и… нос к носу столкнулся с Далласом.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — вопрос вожака обескуражил демона.

— Так ты же сам велел позаботиться о жене советника.

— Превратившись в её цепного пса? — язвительно поддел Фиен собрата.

Даллас укоризненно посмотрел на друга:

— Ну, знаешь ли!.. — начал было он возмущаться, но заметив искры смеха в глазах предводителя, махнул на того рукой. — Да иди ты к чёрту! Она спит.

Он протиснулся в узкое пространство между Мактавешем и дверью и, бормоча проклятья, вылетел в коридор.

— Придётся разбудить, — Фиен прошёл внутрь и в тусклом свете горящего очага заметил сидящую в углу зардевшуюся то ли от страха, то ли от смущения молоденькую служанку. Кивком головы он указал ей на дверь. Склонив голову и бросая исподлобья несмелые взгляда на каледонского вождя, та смиренно просеменила к двери и лишь затаила дыхание от волнения, когда проходила мимо него.

«Боженька, он греховно красив! Кабы постоять поближе к нему, рассмотреть хорошенько и особенно глаза… Ох, нет, духу не хватит. А ежели притронуться… Да разве можно осмелиться?»

Мактавеш терпеливо ждал, когда девица испарится, но, как только за ней бесшумно прикрылась дверь, преисполненный сарказма женский голос возвестил, что будить ему никого не придётся:

— Моя служанка млеет перед тобой, вождь, впрочем, как и все самки.

Фиен посмотрел в ту сторону, откуда раздался голос. В правой части просторных, опрятных покоев, в обстановке которых ощущалась женская рука, на широкой кровати животом вниз лежала блондинка. И так уж получалось, что неприкрытое её тело было полностью предоставлено постороннему взору, начиная от ступней ног и заканчивая макушкой белокурой головы. Этакий сплошной соблазн, в приглушенном свете очага бросающийся в глаза белизной высоких ног и идеальных полушарий ягодиц, божественными изгибами переходящих в стройную талию. Даже исполосованная багровыми отметинами спина не портила этого эффекта.

И бровью не поведя, Мактавеш направился к Иллиам. Однако, твёрдый его шаг сбился и в результате сошёл на нет, когда эльфийская жрица, не меняя позы, вдруг медленно развела ноги, бесстыдно являя взору инкуба чувственную плоть.

— Что ты затеяла, тёмная? Играешь с огнём?

Она приподняла голову и через плечо посмотрела на Фиена:

— Трофеи достаются победителям, ведь так, демон? Ты — победитель. Так пользуйся! Я буду молчать. Лайнеф не узнает, обещаю. Она неопытна в плотских утехах, а я доставлю тебе самые изысканные удовольствия, которых ты и не пробовал, инкуб. Ты будешь купаться в них, сколько возжелаешь. Взамен прошу сохранить моё тело в целостности и… Алистар, вождь. Не причиняй ему зла, прошу, — последние слова прозвучали настоящей мольбой.