Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 81

— Должна?! — Cаm Veryа ещё полностью не осознала сказанное. Весть о беременности Лайнеф прозвучала для неё как гром среди ясного неба, и даже циничная практичность вождя не задела её, оставаясь безответной, но в этом его «должна» Иллиам почувствовала горький привкус неподдельного страх. Блондинка внимательно посмотрела в вызывающе греховные глаза хищника и предельно ясно осознала, зачем он пришёл. Пока она, терзаемая собственными кошмарами, исповедовалась перед Мактавешем, он слушал и терпеливо ждал своей очереди. Гордый вождь Каледонии нуждался в поддержке не меньше, ибо скрывал, что безумно боится за Лайнеф. Боится потерять её.

Они молча смотрели на восход солнца. Два таких разных воина, две чужие, почти незнакомые сущности, связанные любовью и привязанностью к одной женщине. Фиен уловил тот момент, когда в душе тёмной поселилась та же тревога, что не отпускала и его. Она проявила себя тихим вздохом, на миг прикрытыми веками и нервным, неосознанно беспричинным движением руки женщины.

— Она не оставит нас, поняла? Я не позволю! Если будет совсем туго, я вытащу из неё плод и излечу раны, ты позаботишься о ребенке, живом или… мёртвом. Надеюсь, что этого не случится.

— Квинт знает?

— Пока нет, но узнает. У нас мало времени. Дороги скоро станут непроходимыми из-за дождей. Сегодня мы возвращаемся в Данноттар, — произнёс он. Странно, но Иллиам вдруг показалось, что Мактавеш избегает разговоров о сыне. — Ты поедешь с нами.

— А как же Алистар? — она и не поняла, что спрашивает, затаив дыхание. Зато это не ускользнуло от инкуба.

— Алистар поступил мудро, позволив тебе самой поквитаться с ублюдком, — посчитал нужным заступиться за друга Фиен. — Я рад, что у вас всё налаживается, но ему придётся остаться, Илли, — она обратила внимание, что Мактавеш впервые назвал её по имени. — Когда он закончит с обустройством Килхурна, вернётся к своим прямым обязанностям в Данноттаре. Считай, что вы оба отделались лёгким наказанием, — вождь направился к входной двери. Не оборачивая, он крикнул тёмной:

— Выспись, день будет долгим, а для тебя и болезненным. Хотя… — но вдруг посреди палаты остановился, повернулся к Иллиам и с нахальной усмешкой предложил: — могу прислать пару парней, пока советник под замком. Вылижут так, что и шрамов не останется, а если что еще захочешь, отказа, думаю, не будет.

От возмущения щёки Иллиам зарделись, но острая на язычок патрицианка быстро нашлась, что сказать:

— Боюсь, я и так порядком злоупотребила милостью господина. Покорнейше благодарю, но пора бы и о скромности вспомнить.

— Тогда первый вариант, ушастая, ложись и жди своего мужа, — коротко кивнул Мактавеш эльфийке и оставил её одну.

Сожалея, что не успела поговорить с господином о той огромной силе, которая проснулась в принцессе и весь день не давала покоя Иллиам, белокурая эльфийка, прислушавшись к совету вождя, кое-как забралась и распласталась на ложе, рассчитывая дождаться Алистара. Но вскоре глаза её сами собой сомкнулись, она и не заметила, как провалилась в глубокий, ровный сон. Он был по настоящему исцеляющим, ибо никакие кошмары из прошлого, никакой Кирвонт Доум-Зартрисс не тревожили больше умиротворённую женщину.

Меховая безрукавка свалилась на землю, ткань длинного балахона жалобно затрещала и разорвалась, оставляя служанку абсолютно беззащитной перед морозным холодом и мужской рукой, блудливо шарившей по девичьему телу.

Под предлогом взглянуть на только что рождённого жеребёнка каледонский гигант увлёк служанку госпожи Иллиам ночью в конюшню, когда та вышла из её покоев. Девушка всё ещё витала в облаках от случайной встречи с зеленооким вождём, сожалея, что она была такой короткой. Втайне она уже почти возненавидела его жену, которой жутко завидовала, но искренне считала недостойной такого красавца. Разве можно супротив благодетеля своего пойти?! Да если бы она оказалась ею, она б, наверно, умерла от счастья. Уж точно, что всё-всё для него сама бы делала и ни слова бы в жизнь против не сказала…

В темноте конюшни почти ничего не видно, но шумом пришедших потревоженные лошади недовольно фыркали и переминались в запертых стойлах. От устойчивого запаха сена, перемежёванного с вонью немытого мужского тела, перегара и жареной рыбы, что была подана вчера на ужин господам, девушке отчаянно хотелось чихнуть. А ещё панически хотелось закричать «Помогите!» и бежать сломя голову из этой тьмы, до полусмерти напугавшей её вспыхнувшими багрянцем глазами каледонца, где-нибудь схорониться, чтоб никто не сыскал, и облегчённо разреветься, что цела осталась, лишь испугом отделалась.

Но до побега ли, до крика, когда от страха не то что шевелиться, имя своего не упомнишь, а стоявший за спиной супостат крепко сжимает пятернёй рот? Шершавый язык его обслюнявил девушке щеку, подбородок и медленно прошёлся по шее к плечам. Отчего-то этот язык казался ужасно длинным, липким и горячим. Устрашающий своими габаритами дикарь со страшными глазами поочередно облапал тугие груди простолюдинки.

— Хороши… Я тебя давно по ним приметил. Знатные сиськи у тебя, зрелые, так и просят приласкать. А тут у нас что? — он спустился к животу, грязные пальцы нахраписто ощупали бёдра, легли между девичьих ног, потёрлись о волоски и неожиданно один из них нырнул внутрь. Девушка дёрнулась — её ещё никто не касался там. Сгорая от стыда, она протестующе замычала.

— Не трепыхайся, краля! — глаза служанки расширились от ужаса. В ушах шумела собственная кровь, а тело покрылось мурашками. Ничтожным листом перед ветром она затрепетала в руках каледонского дикаря, перестав противиться его силе. — Ба, да тут необъезженная кобылка?! Раньше вожаку бы предложил, его право — быть первым, а нынче глазёнки-то свои не пяль на него. Опоздала малость, так что мне будешь подарочком.

Мужчина засунул в неё ещё два пальца, травмируя девичью плоть. Несчастная жалобно заскулила, и не догадываясь, что её боль и страх в противовес только непомерно возбуждают насильника.

— Это ж надо, какая тугая, — дыхание его стало тяжёлым и частым. Он надавил девушке на плечи, заставляя опуститься на землю. — Будешь паинькой, и мы быстро поладим.

Она уже не думала кричать — поняла, что невредимой ей не уйти. В темноте простолюдинка видела силуэт своего мучителя. Огромной массой, исполосованной странными багрово-оранжевыми нитями, он приблизился к ней, и что-то большое, тёплое и вонючее стало толкаться ей в рот. Она поняла, что это, было бы трудно не догадаться. Запаниковала, замотала головой и принялась отбиваться руками, за что очень быстро поплатилась ударом по лицу. Девушка задохнулась и разревелась:

— Не надо, господин, прошу тебя.

— Соси, сука! Соси! — прохрипел каледонец, и страшные его глаза вспыхнули вдруг двумя крохотными факелами. Откинув голову девушки назад, он надавил ей на челюсти так, что рот закрыть стало невозможно, и вновь запихнул в него возбуждённый свой отросток. Пульсируя, подстрекая смертную к позывам рвоты, тот вновь толкался ей в горло. Глубже и глубже, пока несчастная, послушно обняв его губами, не стала давиться.

Зажмурив глаза, она слышала ржание лошадей, и ей мерещилось, что они насмехаются над ней, над её паникой и неумелостью. Сейчас бы она страстно желала стать той, кому завидовала, но теперь не из-за зеленоглазого красавца. Была бы она госпожой, наверняка сумела за себя постоять.

И вдруг среди этого беснования девушка выделила приглушенный рык. Он походил на звериный. Очень и очень близко с собой, практически над её головой. Она открыла глаза и подняла взгляд, с ужасом наблюдая, как тело гиганта горит огненными бликами. Издав невнятный вопль, служанка импульсивно забилась, стараясь освободиться от мучителя, но острая боль взорвала мозг, будто кто-то вонзил в тело сразу несколько ножей.

Несчастная и не осознала, что ножами были когти зверя. Демон вонзил их в свою жертву, перевернул и навалился сверху, раздавливая под собой на земляном полу.

— Хороша… — прорычал Никродаорх, под крики смертной врезаясь в девственное лоно. Он был столь увлечён своей добычей, что не почувствовал сущность, себе подобную.