Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 88

— Тогда пробую: исчезни!

Cаm Veryа рассмеялась:

— Дорогая, ты ведь знаешь, я не очень люблю демонов, но к твоему мужу я скоро проникнусь искренним уважением и восхищением. Как быстро он добился результатов там, где ни твой отец, ни я так и не смогли похвастаться успехами, — и чтобы предотвратить возмущение принцессы, виртуозно добавила: — Никогда бы не поверила, если бы сама не убедилась, что демоны способны на такую заботу.

При всём негодовании, слышать от Cаm Veryа в адрес Фиена похвалу оказалось приятно. Да что уж там «приятно»! Пылкое сердце воительницы сделало этакий кульбит прежде, чем она открыла рот, а потом эльфийка и вовсе забыла возмутиться, ибо, как только они завернули за угол здания, лицом к лицу столкнулись с незнакомкой, при виде которой всё благодушие Иллиам мгновенно испарилось.

Молодая смертная была очень хороша собой, но утончённое лицо её уже носило тот отпечаток потрёпанности, который характерен для женщин, ежедневно пользуемых солдатами. Она казалась не местной и будто из благородного сословия. Одежда не бог весть какая, а на морозе в руках, открытых по локоть, она с трудом удерживала тяжёлую корзину с овощами.

— Я не видела тебя раньше здесь. Кто ты? — потребовала Лайнеф от смертной ответа, но в разговор вмешалась Иллиам:

— О, нет-нет, моя госпожа, я сама должна представить тебе эту особу, ибо лично знакома с несравненной Лукрецией ещё по Лондиниуму, — Иллиам растянула губы в лицемерной улыбке, а голос эльфийки точил ядом. — Перед тобой одна из самых дорогих шлюх князя Вортигерна. Только никак не пойму, что она делает в Данноттаре. Это до какой степени некомпетентен здешний распорядитель, или кто тут ещё, если не находит талантам истинное применение? Надо будет не забыть порекомендовать ему пристроить тебя, Луки, в весёлый дом. Уверена, там ты будешь все конкуренции.

Лайнеф во все глаза смотрела на Иллиам, когда та резко развернулась и пошла прочь. Острая на язычок Cаm Veryа за словом в карман, конечно, не лезла, но принцесса не помнила за ней привычки над кем-то беспричинно и жестоко глумиться, тем более, что сама ещё недавно не чуралась интимной близости с самцами ради определённых интересов.

Госпожа Данноттара обратилась к побледневшей как полотно смертной:

— Скажи, женщина Лукреция, чем ты так рассердила госпожу Иллиам, что она не терпит твоего присутствия в крепости?

Принцесса так и не добралась до тренировочной площадки. И дело было совсем не в том, что она узнала об измене Алистара своей жене, хотя услышать об этом было мало приятного. Лайнеф прекрасно понимала, оступиться может каждый, но если благоразумный и безупречный Кемпбелл дал маху, что уж говорить о… жадном и требовательном в кровати инкубе, для которого секс всё тот же источник жизненно важной энергии?

«Как глупо и безосновательно в чём-то подозревать Фиена. Почти… — подумалось ей. — Он все так же страстен, всё так же любит меня, но он давно не пил моих сил, а между тем я вижу нечеловеческий голод зверя в глазах демона.»

Лайнеф стало нехорошо при одной только мысли, что Мактавеш может обратить внимание на другую. Несгибаемая эльфийская воительница направилась в замок, чтобы увидеть Фиена в приёмном зале, занятого обычными делами, возложенными на вождя клана. Посмотреть в его сосредоточенное лицо и почувствовать, как взгляд при виде вошедшей жены потеплеет, и где-то там, на самом его дне, только для неё вспыхнут неизменные искры вожделения. Лайнеф необходима уверенность, что любовь его к ней не ослабела.

Зал был пуст. Кроме трёх блохастых псов, свернувшихся калачиком возле весело потрескивающего дымящимися поленьями очага, в помещении была только пара рабов, устилающих от сырости полы грубыми циновками, сплетёнными из свежей соломы.

«Где же он? Неужели?.. — Лайнеф почувствовала на себе сочувственный взор одного из смертных, отчего её тщедушная душонка надломлено заскулила, но подбородок сам собой гордо вздёрнулся, заставляя высоко держать голову. — Нет-нет, я не унижусь до поисков.»

Она вышла из палаты и побрела по бесконечным коридорам цитадели. В голове её всё перемешалось и перепуталось. Казалось, рассудок жил отдельно от тела. Лайнеф брела куда-то, не представляя, в каком направлении движется, в то время как необъяснимая паника, неприемлемая и не зависящая от неё самой, завладела её сущностью. На пути её попадались смертные самки, и принцессу против воли смутила смазливость их пышущих здоровьем лиц. Она сама не знала, что в них искала, но то и дело сравнивала себя с ними и находила, что уступает каждой. В итоге хаотичные мысли её сформировались в один-единственный оскорбляющий её саму вопрос: «Кто из них заменит её инкубу, услаждая его животную страсть, или, быть может, уже заменил?»

— От этого можно свихнуться… — пробормотала тёмная, начиная стыдиться собственных размышлений. — Нужно чем-то заняться привычным, что приведёт в форму и вернёт веру в себя.

Она остановилась, озираясь по сторонам. Кажется, это было левое крыло центральной башни. Так и есть, а за этой дверью должна находиться оружейная. Как удачно. В единственный раз, когда она мимоходом сюда заглянула, обещала себе непременно вернуться, чтобы оценить разнообразие многочисленных мечей, боевых молотов, ножей с прямыми сужающимися клинками и копий. Здесь были даже арбалеты, большие и поменьше. Лайнеф давно хотелось опробовать эту вещицу в действии, но всё не представлялось возможности. Она надавила на дверную ручку и вошла в палату.

Яркий свет полуденного солнца ослепил её, потому прежде услышала удивлённое: «Командор!?», а уж потом увидела, что в помещении находится не одна.

— Тит, Квинт, что вы тут делаете? — спросила обоих, но смотрела только на стоящего у окна сына. Как давно она его не видела, сутки, двое? Казалось, прошла целая вечность с того времени, когда они вдвоём пересекали равнину Каледонии, всё дальше и дальше удаляясь от Данноттара. Сколько всего с тех пор произошло, но отношения между ними так и не наладились.

— Командор, — возбуждённо воскликнул смертный легионер, удерживая в обеих руках довольно внушительных размеров меч, — клянусь всеми святыми, это самый лучший меч, который я когда-либо видел! Но какой же он огромный! Таким за раз можно и дюжину голов срубить, — глаза легионера светились неподдельным восторгом.

— Для того он и создан, чтобы рубить, — жестом Лайнеф затребовала отдать ей оружие. Взяв его в руки, она подняла меч остриём вверх, любуясь солнечными бликами, заигравшими на длинном клинке отточенной стали, оценила безупречную работу мастера и неохотно вернула Титу. — Верни его на прежнее место, солдат. Каледонцы не любят, когда касаются их душ.

— Душ, командор? Ты не ошиблась?

— Нет, Тит, нисколько. Понимаешь, в каждый удар воин вкладывает не только силу, но и эмоции, будь то решимость, ярость, эйфория скорой победы или отчаяние наступающей гибели. Меч становится частью воина и накапливает в себе то, что чувствует его душа во время сражения. Меч превращается в хранителя. Это оружие пролило много крови, солдат, верни его на прежнее место.

Тит не стал спорить с командором — водрузил двуручник туда, откуда взял. Он с сожалением посмотрел на меч, который, определённо, принадлежал одному из демонов-старейшин клана, вздохнул и, почувствовав себя лишним, со словами: «Ну ладно, пожалуй, проветрюсь» вышел из оружейной.

В палате повисло молчание. Квинт не уходил, но не смотрел на мать. Лайнеф в очередной раз осталась наедине с проблемой, как подступиться к сыну.

— Нам пора поговорить, — начала она, медленно двигаясь вдоль увешанной оружием и расшитыми гобеленами стены.

— Как пожелает моя госпожа, — демэльф отвесил шутовской поклон и иронично усмехнулся, а Лайнеф, взглянув на него, вздрогнула — так похож он сейчас был на Фиена. Она никогда не перестанет поражаться нереальной этой схожести. В наказание либо для того, чтобы не смела забыть ту единственную их ночь в мире тёмных, помнила зеленоглазого демона, навсегда завладевшего её сердцем, но боги послали ей сына точной его копией что внешностью, что характером. Быть может, потому они никак не сойдутся, пусть Лайнеф и видела попытки сближения с сыном Фиена. Мактавеш дважды звал своего наследника принять участие в совете, но Квинт незамедлительно находил иные, более важные себе занятия. Он упорно отказывался быть преемником вожака.