Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 98

Быть может, потому так по-разному взволновало жителей крепости повеление вождя сегодня же, этим днём встретить долгожданную весну. Замужние данноттарки недовольствовали, в минуты отдыха усаживаясь тихо посетовать на Мактавеша. Им и ранее не по душе приходилось такое празднование, а нынче, когда бедняжка госпожа увезена безжалостным вождём неизвестно куда, и в голову лезли самые дурные мысли, такое бесстыжее торжество как есть кощунство и поругание святости брачных уз. Впрочем, сердобольных нашлось немного, ибо у многих оставались непристроенными дочери, на коих сей душегубец мог бы и внимание обратить. Мужская половина Данноттара тоже не проявила единодушия. Предвкушая жирную пищу, щедрые вина и трёхдневный разгул, смертные воины не скрывали весёлости, то и дело засматриваясь на юных дев. Грубые их ухаживания по большей части заключались в распускании рук, отчего невинные данноттарки визжали и, смущаясь, тихонько хихикали. Демоны же, те, кто лучше других знал вождя, остерегались высказываться, ибо само слово «истинная» для тёмных много значило.

Как бы там ни было, проснувшимся от зимней спячки медведем Данноттар зевнул во всю свою огромную, оскалившуюся пасть, задумчиво стряхнул остатки сонливости и, основательно прочувствовав всю прелесть весеннего утра, растревожено преобразился поднявшейся суматохой жителей. Они-то, запыхавшиеся в хлопотах и беготне, и не заметили, как по наказу вожака Даллас тайком привёл к нему неплохо вписавшегося среди каледонских воинов римского легионера Тита, всей душой преданного командору. Именно он как нельзя лучше подходил Мактавешу для хитроумной задумки.

Яркий огонь факелов услужливо вылизывал копотью стены переполненного людом чертога. Между рядами соединённых столов с тяжёлыми подносами в руках, дразня возбуждающими ароматами разносимых яств, сновали вспотевшие и раскрасневшиеся прислужники. Они то и дело спотыкались о растаскивающих объедки дворовых собак, сквозь зубы матерились и больно пинали не вовремя подвернувшуюся живую помеху. Псы взвизгивали, угрожающе рычали и, подхватывая перепавшие им со стола щедроты, уходили вперед, чтобы, растянувшись на полу, вновь стать помехой прислужникам.

Данноттарцы любили сытно и вкусно поесть. В простонародье считалось, что от доброй снеди откажется лишь тот каледонец, в ком дух немощный, либо совесть нечистая, потому-то каждый воин стремился продемонстрировать свой здоровый аппетит, чем, помимо других достоинств, впечатлить приглянувшуюся даму сердца. Что уж говорить о трехдневном торжестве, к которому обычно готовились за неделю. Задействовали весь штат прислуги. Толстощёкие кухарки едва выпекали лепёшки, как их несли в зал. Ρабы на заднем дворе резали скот и здесь же, освежевав и разделав на куски, насаживали на вертела и жарили над кострами. Челядь не поспевала поднимать из подземных холодильных эль и мёд, выкладывать овощи, мясо и сыры на приносимые пустые блюда.

Самых сноровистых распутниц из увеселительного дома тоже привлекли к работе. Других госпожа Иллиам, по просьбе Мактавеша скрепя сердце взявшая на себя роль распорядителя, по большей части использовала по прямому назначению, так как девицы охотней соглашались ходить по рукам, чем работать на кухне, где от них не добьёшься толку. Их лапали, щупали, тискали, к ним лезли под юбки, в конце концов, с ними совокуплялись прямо тут же, сидя за столом, после чего они перекочёвывали с одних мужских колен на другие.

Но нашлась и такая, рыжеволосая, с тонкими чертами лица, кто просилась на любую работу, лишь бы варвары больше не касались её тела. Однако, безупречная Cаm Veryа, убеждённая, что самое место Лукреции в центре мужского внимания, осталась глуха и холодна к её мольбам. Бывшей приближенной князя Вортигерна только оставалось войти в зал, полный похотливых взглядов охмелевших самцов, и в том эльфийка находила справедливое отмщение за себя и осквернённый свой брак с Кемпбеллом.

В глубине пышно убранного чертога на возвышении стоял накрытый расписными гобеленами отдельный стол, от которого четырьмя рядами тянулись до самого выхода другие. В центре сидел глава клана. По правую руку от него пустовало единственное свободное кресло, принадлежавшее госпоже замка, а нынче предназначенное для девственницы, которую изберёт вожак королевой-вестницей весны. Далее расположились старейшины клана Марбас, Анку, Ваал, Кайар, Молох, Кайонаодх, Леонард и Псафан. После них по положению и заслугам устроились верные воины-демоны. Стоит ли упоминать, что эльфийской воительнице Cаm Veryа также отвели почётное место рядом с Марбасом, правда, воспользоваться им ей совершенно не хотелось. Иллиам была потрясена и глубоко оскорблена за принцессу, когда Гретхен сообщила ей, как именно вожак посвятит выбранную девушку в вестницы пробудившейся жизни.

— Это чудовищно. Лайнеф не заслужила такого унижения, и кому, как не ей, несущей в себе жизнь, быть вестницей весны?! — вознегодовала тогда госпожа советник.

Сейчас же, при виде смеющегося демона, вальяжно развалившегося в тронном кресле с чаркой в руках и с нескрываемым интересом поглядывающего на Лукрецию, отточенное бессмертием спокойствие начало изменять Иллиам. Смертная мерзавка кокетливо улыбалась вожаку и Иллиам до зуда в руках хотелось свернуть её хрупкую шейку, но ради собственной безопасности приходилось довольствоваться циничной гримасой, потому как исключительно благодаря покровительству вожака распоясавшимся демонам эльфийка оставалась недосягаемой. Однако, госпожа Кемпбелл была не одинока в своём возмущении — старейшины выглядели не менее подавленными и время от времени бросали косые взгляды на предводителя клана.

За таким благородным занятием, побуждённым преданностью принцессе и известной своим непостоянством женской солидарностью, Cаv Veryа не сразу заметила, что атмосфера в зале переменилась. Громкий, беспорядочный шум постепенно сник, уступая место одинокому нахальному смеху, но, прежде чем поинтересоваться его источником, Иллиам успела заметить, как посуровело лицо вожака клана, а властный взгляд насмешливых глаз стал жёстким и колючим. Мактавеш смотрел в противоположный конец торжественной палаты, где в дверях стоял Квинт.

Да, пожалуй, такого эффектного появления красавца легионера белокурая Cаm Veryа не лицезрела с тех самых пор, как за воспитание сына принялась его мать-декурион. Тут нашлось, чему удивиться: глумливо ухмыляясь, в стельку пьяный Квинт Мактавеш явился с двумя молоденькими данноттарками, зардевшимися как маков цвет и скромно потупившими глазки, но прилипшими к его мускулистому телу так, что оставалось непонятным, кто кого сюда привёл. За этой процессией шествовали еще три хихикающие девицы, и что-то подсказывало госпоже Кемпбелл, что все они еще недавно были девственными кандидатками на роль вестницы весны.

Иллиам поспешила вмешаться:

— Как мило, что ты пришёл, мой дорогой. Но кто эти юные особы? — деловито подошла она к троице. Поочерёдно приподнимая ладонью подбородок каждой, белокурое совершенство придирчиво рассматривала личики девушек, бесцеремонно поворачивая головы к свету, и в том заключалось нечто надменное и властное, отчего смертные девицы оробели перед эталоном красоты. Разумеется, при других обстоятельствах Иллиам вела бы себя иначе, но обострять и без того грозящую обернуться скандалом ситуацию она желала меньше всего и самым верным считала подыграть пьяному бунтарю, что и делала. — Твои подруги просто очаровательны.

Осоловелыми глазами наследник Мактавеша взглянул на спутниц, словно впервые увидел, и нахмурился. В конце концов демэльф страдальчески вздохнул и выдал:

— Они любезно скрасили моё одиночество, но увы… шипы данноттарок оказались не так остры, как хотелось бы, а сорванные лепестки не так желанны, как той розы, что безжалостно разбила мне сердце, предпочтя другого.

Да… что-что, а даже в подпитье сын инкуба оставался еще тем ловеласом! Надеясь, что варвары не поймут замысловатых речей Квинта о шипах и лепестках, красавица громче обычного рассмеялась: